Новый Мир ( № 11 2007)

Собрав деньги, менты исчезли — и переход снова зажил обычной жизнью. Пенсионер в бейсболке разложил брошюры о “еврейском заговоре”; настроились и заголосили про черный тюльпан жлобы в камуфляже; пошла торговля фальшивыми дисками у азиатов; снова сбились в стайку девушки с голыми синюшными пупками; их окружили прыщавые парни, стали глотать дешевое пиво.

Я сел в кафе напротив, заказал мятный чай. Пригубив из стеклянного стаканчика, понял, что ни в какую милицию не пойду. Никому ни о чем доносить не стану.

И жалеть никого, если что-то случится, не буду.

 

51

Одиночество, если представить его с архитектурной точки зрения, выглядит как выселенный дом. В комнатах пусто, валяются бумажки, стоит брошенная мебель. По ее остаткам можно судить о людях, которые здесь жили. Но чаще всего сказать что-то определенное невозможно. Комнат много, очень много. Настолько, что хватит на целую жизнь, на вечность. Но в один прекрасный день ты открываешь дверь, за которой глухая стенка. Не кирпичная кладка или плиты — а земля, глина. Идти больше некуда.

Некоторое время еще можно бродить по комнатам — перечитывать книги, пересматривать фотографии. Просто в какой-то момент ты понимаешь, что все эти книги — эти записи — дневники и фильмы — твои. Что ты жил в этих комнатах, ты сочинил эти письма. А потом почему-то забыл или выбросил.

Поначалу тебя охватывает паника — а потом приходит спокойствие и уверенность. Когда все двери открыты — и все комнаты пройдены, — ты понимаешь, что в любой момент можно свести счеты с жизнью. Что можно жить — а можно не жить, без разницы. Взять и пройти туда, сквозь земляную стену, — потому что здесь тебе делать больше нечего. Теперь жизнь — это гостиница, за которую не надо платить. Откуда тебя еще не гонят, но уже не держат. Ты можешь освободить комнату в любое время! Или не освобождать ее вовсе.

Это я и называю настоящей свободой.

Правда, в запасе у меня имелось еще несколько комнат. Двери, ведущие в них, я открывал запросто — марихуана! — но это было искусственное расширение жилплощади. Дунув, я мог выйти на Садовое кольцо и гнать на троллейбусе по кругу. Сидеть у окна и смотреть, как наваливается чужой, гремящий город. Представлять себя рыбой, холодной и равнодушной. Похожей на миллионы других рыб в море. Или никуда не выходить, нырнуть в собственное тело. Плыть по сосудам, заглядывая в углы и пазухи. Увидеть лондонское метро мозга, заглянуть в сердце. Спуститься в ангары гениталий. Пройтись по восточному базару кишечника. Да мало ли! “Была бы фантазия…”