Новый Мир ( № 11 2009)

И если б ты читал не своих французов, а какого-нибудь приличного человека, вроде мичмана Максимова, ходившего вокруг света на “Стрелке”, то запомнил бы, что “ночная вахта с 12 до 4 утра считается за самую скучную и несносную, потому что всё судно после дневных трудов вкушает самый сладкий сон, а вахтенные принуждены бывают проводить это время без сна, может быть, под дождем, подвергаясь то сильному ветру на севере, то удушливому зною в тропиках”. Впрочем, на вахте от тебя проку мало — ты будешь крутить моторчик. На это всякий бы согласился. Вот напарник твой Синдерюшкин — человек хлипкий, а Елпидифор Сергеич — вполне. Ты какого года, Сергеич, а?

— Я многое вообще повидал. Да не помню я… Давно это было, такой... с добрыми глазами... Мы с соседкой Фанни ещё во дворе пугач нашли и ну его пробовать. Я попал в ворону, а Фанни... Где ты, Фанни, ау...

— Чё?

— Сколько мне лет? Да не помню я… Помню, в 1913 году, в Гатчине, матушка подарила мне волшебные санки, сиденье у них было обито дерматином, а сзади были бубенчики... Помню, как меня водили смотреть на Медного всадника... Бонна всё пугала, что отдаст меня городовому...

А лежал лёгкий снег, помню ещё чумазых рабочих, они пришли к папба за бриллиантами... Ста-а-ренький я, мальчик... Помню, как в... ну не помню каком году эти... поляки приходили за мальчонкой прятанным. Я и говорю им — геть, псы. Ну так дворня поляков избила до полусмерти, а я мальчонке говорю — вылезай, Миша, да не реви так, дурачок, тебе ить царём быти. Фамилия его простая така была... Ромашин... Ромин... Нет, не помню...

— Тьфу, пропасть, издевается, — разочарованно развёл руками О. Рудаков.

Елпидифор Сергеевич меж тем на полном серьёзе стал негромко рассказывать о своих странствиях, по сравнению с которыми его путешествие на корабле “Волголес” было увеселительной прогулкой.