Новый Мир ( № 11 2009)

А был он в странных краях, где могильные плиты имеют письмена на оборотной стороне камня — чтобы мёртвые не забыли, кем они были при жизни. Где все имеют по две души — одна остаётся с телом, а другая взлетает ввысь, где местные чичероне — суть крестьяне, которым просто нужно продать свой мешок волшебной травы, — вот они и заговаривают зубы, словно торговцы на базаре... И вот, продираясь сквозь ткань рассказа Елпидифора Сергеевича, эти неизвестные люди орали о прошлом, словно продавая инжир и финики — норовя сбавить на него цену, и не откусит Анубис их унылые квадратные яйца. Были там бог Трав и бог Птах, бог Плодородия с двумя хренами и собственным влагалищем и много других богов, что черепками лезли из придорожной пыли. Судить по этим рассказам чичероне об их предках было всё одно что судить по изображениям Будды о величине ушей его современников, но Елпидифор Сергеевич выказывал какие-то невероятные знания об этих странах, и я ему верил. Верил, и что школьницы там имеют большие рты и похожи на лягушек. Верил, и что все эти страны утомительно пахнут керосином (я даже чувствовал этот запах, несущийся над столом) — керосином тянуло из окна дома в чужом государстве, и я ощущал, как керосином пахнут мягкие и похожие на старые простыни рваные деньги, керосином несёт из сливного бачка обшарпанной гостиницы, и цветы воняют керосином, я видел, как в дешёвых харчевнях вместо соли стоит на столе жестянка с керосином.

В магазине для детей там продают плюшевую самку каракурта, современные деньги меряют на ливры.

Я, вслед за Елпидифором Сергеевичем, всматривался в скорбные, искажённые лица, руки, вывернутые в запястьях, блеск одиночного зуба в чёрной массе праха.

Субботний вечер катился прочь, превращаясь в тревожную весеннюю ночь, когда из черноты форточки дышит нагретый за день солнцем асфальт и зеленеют, пробуждаясь от зимнего сна, заборы.

— Попрощаемся, — сказал наконец хозяин.

— Попрощаемся? — не понял я.

— Мы прощаемся с Анной. Ты-то не дёргайся, торопиться некуда — здесь и заночуем.

— Как? Зачем?

— А она уезжает в Ленинград.

— То есть как — в Ленинград? — опешил я. Это было решительно невозможно.

— Ну не в Ленинград, так в Петербург. Легче тебе, что ли?

Мне было совсем не легче, и я забормотал: