Новый Мир ( № 11 2010)

В л а д и м и р  Н а р б у т. Михаил Зенкевич. Статьи. Рецензии. Письма. Составление, подготовка текста, примечания М. Котовой, С. Зенкевича, О. Лекманова; предисловие О. Лекманова. М., ИМЛИ РАН, 2008, 332 стр.

Объединение статей и рецензий двух адамистов (в предисловии к сборнику Олег Лекманов вслед за Ефимом Эткиндом пишет о Нарбуте и Зенкевиче как о поэтах, составивших особую «адамистскую» мини-фракцию внутри шестерки акмеистов) под одной обложкой вполне закономерно, тем более что и в критической их манере можно найти немало общего. «Специфика взгляда адамистов-критиков на современную им словесность, – замечает Лекманов, – отчетливее всего проявилась в их безошибочном чутье на (1)адамистские(2) фрагменты и микрофрагменты в произведениях рецензируемых авторов. Цитируя и разбирая в своих критических статьях эти фрагменты, Нарбут и Зенкевич тем самым как бы выделяли их для читателя курсивом». И это очень точно – достаточно прочитать хотя бы рецензию Нарбута на «Полевые псалмы» Павла Радимова, на которую в качестве примера указывает Лекманов. Однако при всем сходстве эстетических критериев и близости поэтик «братья-адамисты» были критиками разного дарования: если Зенкевич вполне бледен и в большинстве случаев тривиален в своих разборах и выводах, то Нарбут – несколько даже неожиданно – оказывается очень ярким и оригинальным рецензентом, со своим взглядом на поэзию и своим набором критических приемов.

Первый опубликованный в сборнике текст Нарбута – рецензия 1911 года на книгу Любови Столицы «Раиня» – выдержан в отчетливо символистском ключе. Достаточно привести утрированно-блоковский зачин: «Тайна женского – нерассказанная криница в мировом, та самая криница, которую Русь называетсинею. И самое яркое, самое вещее хоронится в ней в вертящемся песке, в полузасыпанном ключе, бьющем из чрева Земли». Однако уже очень скоро Нарбут-критик освоил совсем иную манеру, не просто воспроизводя инструментарий знаменитого гумилевского разбора «с придаточными», но и заостряя отдельные положения мэтра и заходя по его дороге дальше, чем он сам. Так, отзывы Нарбута на «Corardens» Вячеслава Иванова и «Зеркало теней» Брюсова знаменуют гораздо более радикальный разрыв с символизмом и его вождями, чем то мог позволить себе Гумилев. Сравнить тем проще, что Гумилев и сам рецензировал те же книги, и там, где он, обложив свою инвективу уважительными оговорками, аттестовал Иванова «знатным иностранцем», Нарбут без всяких церемоний презрительно ронял: «Сизифов труд».