Новый Мир ( № 12 2009)

Но вот странность: этот «переусложненный» роман то и дело поражает ощущением «неслыханной простоты»! В подчеркнутой двусмысленности, ненадежности и т. д. изображения удивляет…ясновидение. В этой намеренной и демонстративной фикции то и дело останавливает… достоверность, аутентичность образа. (Хоть повествователь и жалуется: «…абсолютной, незыблемой и несомненной действительности в его романе, как в кабинете зеркал, не существует».)

Речь, конечно, не о «документальных» главах (последние дни двух диктаторов, сцены в бункере и на подмосковной даче). И не о «прямой речи»высказываний об истории, когда сумерки рационального – все эти «слухи», «предположения», «догадки», «вера» и т. п. – толкуются и доводятся до ясной символики («...крепла уверенность людей, которых считали несуществующими, в том, что только они и существуют, что повсеместно паспорта заменены формулярами, одежда – бушлатом и вислыми ватными штанами, человеческая речь – доисторическим матом» – о лагерной сути страны).

Дело вот в чем:в достоверности и силе читательского переживания.

Многие романные образы – да и сам стиль – почти физически переживаются.

Жесткость и жестокость итогов. «Серый, неинтересный человек без имени, без профессии, без семьи, без пристанища…», не «жизнь и судьба»– жалкая жизнь неудачника («не судьба»…), видимость жизни, иссочившейся в литературу, ушедшей в единственный незавершаемый роман (роман ли?) без читателя, в воспоминания, мечты, версии, нескончаемые сны о снах…

Мрачный комизм житейского, почти гэг. Решиться отксерить собственную книгу и понести ее на продажу, как «натуральный продукт» с частного огородика. Наткнуться на подводную скалу: узнать о закулисных – отлаженных и безжалостных – механизмах незамысловатого бизнеса в электричках. Беспощадно осмеять собственную наивность.

Ужас пунктира соположений: детство (мальчик забрался с ногами на диван, слушает рассказы полупомешанной старухи) – юность (писатель делит с девочкой бутерброд с повидлом, слизывает падающие капли) – старость (нищий на улице, грубый и подозрительный, забывший себя, избит то ли рэкетирами, то ли скинхедами)…

«Туман», «густая белесая мгла»? Есть и другое: слишком яркий свет – бьет в глаза, слепит; дневной свет, солнце в зените – нет теней.