В середине 70-х годов Слуцкий написал стихотворение “К пересмотру военной истории”. Кажется, что оно написано сейчас. “Сгинь! Умри! Сводя во гневе брови, требуют не нюхавшие крови у стоявших по плечи в крови: — Сгинь! Умри! И больше не живи!” — ведь, по сути дела, это продолжение темы 1946 года, темы главки “Гнев” из “Записок о войне”. Только теперь все “аргументы и факты”, которые выкладывал перед самим собой Слуцкий (“Капитан Назаров, мой комбат, ландскнехт из колхозных агрономов, за обедом рассказывал мне, как он бил пленных в упор, в затылок из автомата”), выкладывают перед ним невоевавшие молодые люди: “Ты нарушил правила морали! Все, что ты разрушил, не пора ли правежом взыскать!.. Слушают тоскливо ветераны, что они злодеи и тираны, и что надо наказать порок, и что надо преподать урок”. Никаких возражений пылким, “не нюхавшим пороху” молодым людям, угрюмое молчаливое несогласие, которое вдруг переламывается напоминанием: “Впрочем, перетакивать не будем, а сыра земля по сердцу людям, что в манере руд или корней года по четыре жили в ней”. Слуцкий — умелый уверенный полемист, знающий, что “боковое”, побочное возражение, даже не возражение, а именно что напоминание, сильнее, убедительнее всего. “Без отпусков, без солдатских борделей, без посылок из дому” по четыре года в земле (“в манере руд или корней”), без перерыва, без отдыха...