Кого только не искушал соблазн издавать журнал рецензий?! Рецензий кратких и емких, аналитических и язвительных: чтоб и уважали, и боялись! Чтобы был авторитетен среди продвинутых гуманитариев, чтобы воспитывал вкус у широкого читателя, чтобы влиял на издательские планы преуспевающих книгоиздателей! Да почти что всех, кто так или иначе подвизается в жанре литературной аналитики.
Были проекты, выходили разные книжки; впрочем, о покойниках — ничего. К подобного рода начинаниям отношение весьма скептическое: на презентации выпить-закусить — с удовольствием, а там посмотрим: вам действительно журнал надо или у кого-то возникли совсем другие проблемы?
На этот раз кажется (не сглазить бы!) — получается. На основании трех книжек можно судить о складывающемся журнальном стиле: рубрикация, хотя и остается несколько подвижной, уже достаточно устоялась. Непременная казовая «Книги» отведена под собственно рецензии (коих в каждом номере насчитывается около сорока — чуть больше, чуть меньше), обрамляется рубриками «Автор» (беседа с писателем или мнения о писателе), «Тенденции» (жанр, в прошлом именовавшийся «обзорная статья»), «Pulp fiction» (понятно что), «Досье» (пока что непонятно что) и «Rossica» (а вот это опять понятно что). Последние две появились в третьем номере; возможно, в следующих появятся новые.
Репертуар интересующих редакторов и авторов рецензируемых изданий, в общем, уже достаточно определен: непременные Ролан Барт, Жорж Батай, Славой Жижек, Жиль Делёз, Жак Деррида, Мишель Фуко, Умберто Эко etc. Из издательств несомненное лидерство принадлежит книгам «Нового литературного обозрения», за которыми уверенно идет «Ad marginem» и далее, с большим отрывом: «ИНАПРЕСС», «Азбука», «Глагол», гуманитарное агентство «Академический проект»… То есть издатели явно предпочитают аналитические тексты синтетическим; в последних же их интересует в первую очередь то, что условно можно обозначить как «Пелевин с Сорокиным»; из всех многочисленных переизданий в поле зрения издателей попало всего-то ничего: Л. Добычин, Яков Друскин, Николай Клюев, А. С. Пушкин (в Петербурге есть ведь «засланный казачок» — храм Спаса на Крови), Д. С. Мережковский, София Парнок, Даниил Хармс. Может, что и пропустил, но, надеюсь, общий тренд достаточно ясен.
Возможно, репертуар рецензируемых изданий еще не сложился, возможно, он нечувствительно отражает «зачарованность» северной столицы «мифом Серебряного века», возможно, тут сказываются индивидуальные вкусы издателей. Так что наши пожелания очевидны: совсем неплохо было бы немного «расширить тусовку», поскольку за пределами очерченного круга есть и интересные издания, и вполне достойные монографии.
Оформление и полиграфическое исполнение надо признать весьма удачным: общий стиль, ориентированный на берлинский журнал «Русская книга», в меру строг и в то же время отнюдь не скуп. Отличный подбор разнообразных, хорошо читаемых шрифтов, двухколонный набор, черно-белое воспроизведение обложки рецензируемой книги на середине полосы. И еще приятный момент: в журнале регулярно помещаются краткие, но информативные аннотационные подборки вышедших и подготовленных к изданию книг.
Фрэнсис А. Йейтс. Джордано Бруно и герметическая традиция. Перевод с английского Г. Дашевского. М., «Новое литературное обозрение», 2000, 528 стр., с илл.
Наверное, появление этой ученой книги, не имеющей к тому же отношения ни к российской истории, ни (вроде бы) к русской культуре, никак не соприкасавшейся с традициями европейской средневековой магии и астрологии, выглядит несколько странно. Конечно, всякому любознательному уму интересно узнать, за что же в самом деле сожгли Джордано Бруно, на что автор исследования дает исчерпывающий ответ, который мы здесь приводить не будем, а отошлем всех любопытных к оригиналу. Я же, пользуясь правом обозревать книги с точки зрения личных профессиональных интересов, остановлюсь на одном событии, случившемся в начале 1875 года в Лондоне, где в это время молодой философ Владимир Соловьев, готовивший докторскую диссертацию о гнозисе, неожиданно бросил работу в библиотеке Британского музея и отправился в Египет. Живя в Каире, он записал: «Смутная греза привела меня на берег Нила. Здесь, в колыбели истории, я думал найти какую-нибудь нить, которая через развалины и могилы настоящего связала бы первоначальную жизнь человечества с новой жизнью, которую я ожидаю». С той поры в его сочинениях (в особенности в неизданных рукописях каирского периода жизни) постоянно появляются символы и знаки, восходящие к традициям герметической египетской религии, и упоминается имя ее основателя — Гермеса Трисмегиста, или Триждывеличайшего. С этими традициями, воодушевлявшими средневековых алхимиков и магов эпохи Возрождения (к числу которых принадлежал и герой книги английской исследовательницы), наш философ и познакомился в Британской библиотеке…