Новый Мир ( № 4 2011)

90-е в России вообще были странным временем, породившим своих пророков и лжепророков. Эпоха, когда биржевые сводки благополучно соседствовали на страницах газет с объявлениями «потомственных колдуний», когда Чумак заряжал воду с помощью самого современного на тот момент средства массовой информации, а Мавроди возводил свою финансовую пирамиду, порождала самозванцев уже в силу самой своей неопределенности, неустойчивости. Самозванцами тогда были почти все, поскольку почти все брались не за свое дело, каждый выступал не в той роли, к которой изначально готовили его семья и общество: доценты шли в челноки, челноки — в доценты, спортсмены — в рэкетиры, учительницы — в лоточницы, студентки — в путаны и так далее... В сущности, те трудности, с которыми сталкивается современный автор в попытке написать более или менее правдивый и притом художественный текст о 90-х[11], связаны с неопределенностью, расплывчатостью социальных ролей; а с ними — и речевых характеристик, и внешности — вплоть до фундаментальных основ личности.

Те, кто будет усматривать в «Остромове», посвященном второй половине 20-х годов ХХ века, параллели с нынешними нулевыми, будут правы, хотя это, конечно, не вся правда. Начало 20-х с той же и даже большей энергией, что и наши 90-е, выталкивало на поверхность бурлящей человеческой массы трикстеров, жуликов и самозванцев; в сущности, самозванство — так же как и в 90-е — было обычным способом человеческого существования, когда социальные роли менялись с такой быстротой, что вжиться в них, приспособиться к ним не было никакой возможности. Оставалось только играть. Остап Ибрагимович (кстати, Остромов был с ним знаком) преуспел просто потому, что играл лучше остальных. К концу 20-х головокружительные возможности социальных перевоплощений начали неудержимо схлопываться — как и у нас, к началу нулевых. Об этом — о превращении «сверхчеловеческого» в не-человеческое, а потом и бес-человеческое — собственно и повествует вся «петербургская» трилогия Быкова, в которой «Остромов» — замковый камень.

Так вот, о мистике.