Новый Мир ( № 6 2005)

У медведей на ту пору разделение семей происходит. Лончаки, двухлетки, начинают самостоятельную жизнь — и наглеют, заразы. Охотничьи избушки ломают, оконные рамы разбирают и даже печи... Ну вот, где-то к полудню заревела собака. И я по лаю определила: идет крупный зверь. Побежала навстречу и вижу: здоровенный стоит медведь-от. К дереву облокотился и ножку отставил. Хоть и молодой, а жирный, пудов на двадцать пять. Собака рвет его за штаны, а тому хоть бы что. Увидел меня лончак, осерчал, заревел во всю пасть — аж шишки посыпались с сосен. — Она так живо изобразила этого медведя, что ее головной платок запрыгал от возбуждения. — У меня со страху волосы шишом заподымались. Думала, раскол серьця получится. Медведи-то у нас здесь смирёные, ягодные, а энтот вон как распалился... Пальнула я из ружжа, а у меня шавуй. Обсек, значит. Разнервничалась я, как обсек-то, сроду такого не бывало. Ишшо пальнула, дак не попала — по глазам ему чикнуло. Ну, медведь-то и осатанел: морда в крови, ревет как зверь. Хокнул меня лапищей по лузану — ружжо из рук вылетело. Что делать-то? “Пошел прочь, лешак чертовый, кикимора полоумная! — кричу. — Я тебе все кишки выпущу!” И матюком еще запустила в придачу. Знаю, что сейчас он хватит меня за затылок, чтобы кожу содрать с волосами. Но я упредила лончака: правую руку засунула ему в пасть, а левой обхватила за шею. Так и топчемся мы, как полюбовники, вроде вальс вытанцовываем. Шаг вперед — шаг назад; круг — налево, круг — направо! А собака ему штаны чешет... Медведь-от цапает меня лапой, цапает, а достать не может. Все удары по лузану приходятся, а там у меня кружка, ложка, котелок. Грохот такой, что твой оркестр, и звук этот ненавистен зверю. Ой, не знаю, как и вырвалась! Плюхнулся лешак на четыре лапы, бежит, прячет зад от собаки — и ревет как оглашенный...

Как убёг зверь-от, я и образумилась, встала. Голова в кровище, правая рука в двух местах прокушена, синяки, царапины на плечах, а кости целы. Сколько проболела, провалялась — страсть!..