При переходе от поэтики Кушнера к Быкову болезненно сбивается дыхание. Не из-за поколенческой дистанции, иные ровесники Быкова преодолевают ее куда как плавно. А потому, что тут потребна полная перестройка артикуляционного чувства. На авторском вечере Кушнера лауреат премии “Поэт” сам читал стихи последнего времени, а давние — доверил декламировать Быкову. Тот прочел их с любовью —
как свои.Впечатление было трогательное и еще больше — смешное. Как будто приватного собеседника, полагающегося на ум адресата, сменил громогласный толмач, заранее возбужденный общей непонятливостью… Но собственные стихи Быков читает хорошо, в соответствии с манерой, в которой они написаны. И пишет их тоже хорошо. Я люблю не только читать, но и перечитывать у него многое и рада, что участвовала в присуждении его книге премии “Anthologia”.Владимир Губайловский в заметке о “Последнем времени” (“Дружба народов”, 2007, № 1) задается вопросом: зачем вообще нужна Быкову поэзия? Ему, с успехом пишущему во всех возможных жанрах? Ответ доброжелателен к стихотворцу, но я бы поставила вопрос обратным образом: к чему
поэтуБыкову проза, изобретательные его романы? Ведь главный гвоздь, главная несущая конструкция всего, что сочиняет Дмитрий Быков, — это историческая фантасмагория, в которой мечущийся герой ищет свое место и не находит его, так как безобманное сердце не лежит ни к одной из выведенных на сцену сил. И когда герой этот — не фабульная пешка с выдуманной анкетой, а лирик собственной персоной, ошеломляющий естественностью стихоговорения и вольным богатством словаря, веры ему на порядок больше. Тогда “эти краски и числа, пестро мельтешившие тут, горячим дыханием смысла и замысла нас обдадут” (из главной, думаю, поэмы Быкова “Сон о круге”).