Новый Мир ( № 7 2006)

Потому что в “онкологических” главах все меняется, язык уже не вызывает чувства неловкости, напротив, заставляет вспомнить знаменитое определение поэзии, данное Колриджем: “наилучшие слова в наилучшем порядке”. “Абсолютным показанием для катетеризации магистральных вен является необходимость проведения длительной инфузионно-трансфузионной терапии…” — ощутимость и убедительность этой потусторонней латыни как раз и придается соседством с условным трубадурством любовных размышлений. Не знаю, входил ли подобный эффект в планы автора, но речь идет не о замысле, а о результате. Возможно, впрочем, что и входил, — не случайно хроника умирания подается в стилевом диапазоне от популярного медицинского справочника до Апокалипсиса, захватывая и репортаж с его протокольностью, и очерк с его натурализмом, и визионерство бреда, и традиционный психологический роман. Излишне говорить, что подчеркнутая литературность повествования и виртуозность писательской техники никоим образом не снижают экзистенциального напряжения, скорее напротив. Роман о смерти вовсе не должен быть плохо написан, чтобы казаться искренним, литературное мастерство здесь — вполне законное противоядие от искушения подавить читателя открывшейся автору страшной реальностью в ее непреображенном, внеэстетическом виде.

Итак, что же в сухом остатке? Павел Вадимов написал роман о становлении героя, переданном через становление языка. Обретение того, что Б. Эйхенбаум называл “долженствующей формой”, равно в этом тексте обретению себя. “Об этом” значит здесь “из этого”, идея превращается в тело текста, в его плоть. Она растворяется в произведении, становится способом его построения, определяя композицию, стиль, сюжет. Так преодолевается немота, так завоевывается право написать еще один роман — роман о самых банальных, в общем-то, вещах, о любви и смерти.

Михаил ЭДЕЛЬШТЕЙН.

Эдемские игры

Эдемские игры

Александр Климов-Южин. Чернава. Стихотворения. М., “Б.С.Г.-Пресс”, 2005, 41 стр.

В августе тыквы растут веселей, чем свиньи.

Перчик зеленый становится остро-красным.

Вот баклажан или, как там его, бишь, синий,

Или, а впрочем, не в розыске и не важно.

Вид помидора будит во мне вампира,

Как лампионы, светятся днем томаты.

Вот патиссонов тарелки в плюще сатира.

Вот кабачков желтоватые аэростаты.