Читаем Новый Мир ( № 9 2007) полностью

О человеке “леонардовского типа” — великом художнике, классике-аниматоре, изобретателе “игольчатой техники” изображения, жившем во Франции. Тут же публикуется статьяЖоржа Нива“Дар страдания, дар света”: “От иллюстратора текстов Гоголя или Достоевского до передатчика звуковых впечатлений „Ночи на Лысой горе” или „Картинок с выставки”, навеянных яркими и запоминающимися музыкальными образами, было не больше шага. И этот шаг уже был совершен этими с первого взгляда статичными иллюстрациями. Игольчатый экран, выдуманный Алексеевым, эти соты светящегося меда, на которых создаются музыкальные картины или иллюстрации к „Живаго”, на самом деле уже существовал в искусстве 1920-х: гранулированные структуры бытия, фотоны, наводящие на мысль о фотографиях космоса, снятых радиотелескопами, или иногда еще — о снимках, полученных под микроскопом химика или биолога; млечная зернистость мира, куда, словно химические тени, спешат силуэты персонажей в негативном изображении. Как это ни странно, манипулируя основным биномом черного и белого, света и его отсутствия, Алексеев в конце концов начинает видеть в этом бинарном основном контрасте перипетии бытия и тайну возникновения явления. Разумеется, он работал и в цвете…”

Сергей Мирошниченко.Документальный человек. Беседовал Андрей Кульба. — “Нескучный сад”, 2007, № 5-6.

Интервью известного режиссера-документалиста, художественного руководителя киностудии “Остров”, автора фильмов “Земное и Небесное”, фильмов об А. Солженицыне, Г. Жженове.

— Разве режиссер может быть беспристрастным?

— Нет, я провоцирую — разными способами. В фильме про Жженова, Царствие ему Небесное, я взял на себя роль, которая мне несвойственна, — скажем так, среднего журналиста телекомпании НТВ. Я делал все, чтобы, рассказывая мне про свою жизнь, высказывая свои взгляды, он видел во мне человека равнодушного. Я его провоцировал, чтобы была заметна его некоторая растерянность перед современностью. У него больше счетов не к тому времени, не к тридцать седьмому году, а — к нашему. Жженову обидно, что рухнула система, которая была ему ненавистна, а ему навязали другую, еще более варварскую. Он исполняет роль Вергилия, проводника по аду прошлого, но и говорит о настоящем. У Данте, кстати, тоже герои все время пытаются объяснить своих современников”.

Юрий Норштейн.“Он человек был в полном смысле слова…”. — “Ностальгия”, 2007, № 3.

Перейти на страницу:

Похожие книги