Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая

— Но, на счастье Европы, их запасы топлива и боеприпасов быстро истощались, а со стороны поверженной Ставки ВГК не поступало ни подкреплений, ни свежих указаний. Многие солдаты утратили боевой дух и, несмотря на ряд показательных расстрелов, потихоньку стали дезертировать. В рядах их армии начинали шириться слухи о том, что «желтая зараза» Китая уцелела и продолжает ползти на север и запад, поглощая русские земли. Кое-кто из россиян хотел воспользоваться этим как предлогом, чтобы повернуть назад, на родину. Но Ильин, твердожопый упырь, на это не повелся. Сказал, что несмотря на весь свой пламенный патриотизм, он тут ничем не может помочь — ему, мол, остается только прикрывать товарищей с западного фронта, чтобы «недобитая еврейско-сионистская змея не ужалила в спину». Мне как-то довелось читать их агитлистовки того времени. Вроде и смешно, но в то же время как-то пробирает до костей. Представьте себя, как-то так: «Весть о создании сионистами «Содружества» убедила генерала Ильина, что западная гидра и впрямь обзавелась новой мерзкой головой взамен срубленной русским оружием, а значит, битва добра со злом еще далека от завершения…». И это ведь не Роботролль сочинял — живые люди! В общем, в качестве плацдарма для дальнейшей экспансии Ильин занял ряд румынских городов и объявил о создании ЮНР, территория которой, по замыслу генерала, должна была охватить все Балканы, «исконные земли братских южных славян». Ничего так картинка, да?

— Это испугало нас сильнее, чем голод и эпидемия, — неожиданно вступила в разговор мама, которая, оказывается, все это время вслушивалась в наш разговор с кухни, сквозь шипение вынутых из пищевого процессора кальмаров, плотно нашпигованных водорослями и грибами. — После всех ужасов и страданий, которые нацисты причинили нашему народу, после уничтожения почти всей планеты они все еще оставались прежними, все еще были где-то рядом и силились до нас добраться. Даже мы готовы были забыть о вражде перед лицом того кошмара, который произошел, но этот Ильин с его волкодавами продолжал жить и дышать той самой ненавистью, которая и привела мир к гибели.

К этому времени за стол вернулись и папа с коллегами. Расслышав конец маминой речи, папа поинтересовался, о чем это мы.

— Генерал Думитреску как раз вспомнил о тех днях, когда мы были под угрозой войны с Ильиным, дядя Володя, — отозвался Миро. — Я был тогда еще ребенком, плохо это помню, а ведь вам пришлось побывать в самой гуще событий.

По папиному лицу промелькнула тень сомнения — казалось, он готов было по своему обыкновению сказать, что это не самая приятная тема для разговора. Но что-то заставило его передумать. Заметное волнение пробежало и по лицу папиного помощника, долговязого молодого мужчины с фамилией «Новак» (не помню точно, как его зовут). Помню лишь, что в минуты спокойствия папа тактично называл своего помощника «старательным, но неопытным», а в редкие моменты раздражения — «не в меру амбициозным, суетливым и слишком несдержанным для дипломата».

Я вдруг почувствовал, что вся эта тема, связанная с Ильиным, ЮНР, казаками, войной — поднята за этим столом неслучайно. А я-то думал, что сам спровоцировал ее своими вопросами! Наверняка ведь эта важная делегация во главе с румынским генералом не просто так приехала в Генераторное — приехали, должно быть, договариваться о чем-то важном как раз в военной сфере. Папа как-то рассказал мне, что дипломаты часто достигают самых важных договоренностей не за столом для переговоров, а в ненавязчивых на первый взгляд беседах за чашечкой кофе или бокалом вина в перерывах между официальными встречами. Может, это один из таких случаев?

— Да, — кивнул отец. — Помню, как раз тогда нам впервые на протяжении темных времен начало казаться, что мы, может быть, не протянем ноги. Жрать по-прежнему было нечего, кроме вонючих грибов, да и те в дефиците, и мексиканка свирепствовала. Зато мы установили крепкие связи с нашими друзьями из Олтеницы, общими усилиями провели электрику, начали дорогу строить. «Жизнь налаживается» сказать ни у кого бы язык не повернулся, но все-таки было не так паскудно, как раньше. Но все наши скромные достижения оказались под угрозой в один день, 12-го июня 2057-го года, когда в небе над нашим лагерем замаячил беспилотник.

— Да, помню его! — икнул Борин папа. — Летел, помню, очень низко, не таился вовсе. Круги над нами наматывал, как ворона. В бинокль можно было разглядеть на корпусе красную звезду. Мы тогда пухли от недоедания, мало что соображали, но и то допетрили — российский. И эффект от этой догадки был… как бомба взорвалась.

— И вы, конечно, начали палить по нему из автоматов, — ухмыльнулся Миро.

— Вообще-то полковник запретил пулеметчикам вести огонь, пока радисты не повторят несколько раз требование откликнуться — вопреки воинственным требованиям Наливайченко, — важно поправил его Новак, который, впрочем, по своему возрасту вряд ли мог помнить те события. — Но его казаки открыли огонь и без приказаний полковника. Даже из гранатомета выстрелили!