Новый мир. Книга 1: Начало. Часть первая

— Мы забрели в развалины старого промышленного предприятия, где надеялись разжиться инструментами, но там все оказалось уже разграблено и люди были изрядно разочарованы. И тут мы случайно набрели на румынского пацаненка, тоже шарящего в развалинах. Тумак решил, по его словам, «проучить поганца, чтобы знал, как на нашей территории крысятничать». Инструментом поучения должен был послужить солдатский ремень.

Слушая историю, я затаил дыхание. Спустя пятнадцать лет после той истории отец сидел передо мной живой и здоровый, но все же я волновался за него так, будто неизвестно было чем эта история может закончиться. Зная отца, я не сомневался, что его рука пресекла экзекуцию, независимо от того, какую опасность он мог навлечь этим поступком на себя.

— Он большой был? — спросил я.

— Выше меня на голову. И гордился тем, что мог головой разбить кирпич. Наверное, во время этих занятий он и отбил себе остатки мозгов, — вспомнил папа, усмехнувшись. — С таким, конечно, страшно было связываться. А он, только глянув на меня, решил, что победитель в этом единоборстве очевиден. Только он погорячился. Твой папаша в молодости был хоть и тщедушен на вид, но поверь, Димка, довольно жилистый и выносливый.

— А главное — практически лишен страха, когда бьется за правое дело, — добавила мама, ласково чмокнув папа в щеку.

— Запомни, Дима. Если уж довелось попасть в драку и нельзя иначе выйти из ситуации, помни: не бойся, даже если нападавший кажется больше и сильнее. Здесь важны не только мускулы, а и настрой. Человек, защищающий свою жизнь или свое достоинство, имеет моральное преимущество над тем, кто пытается их отнять, и это не следует недооценивать.

— Так что, ты с этим Тумаком дрался? — мои глаза поползли на лоб. — А разнять вас не пытались?

— Все смотрели с интересом и ждали, чем кончится, — папа хмыкнул. — Говорю же, в те времена гуманизм был не в чести. В общем, досталось мне изрядно, но я бился до конца и с большой натугой одолел верзилу — главным образом из-за того, что тот не ждал от меня серьезного отпора.

— Вау! — я с каким-то новым восхищением оглядел некрепкого на вид отца. — А дальше что было? И, главное, при чем здесь мой учитель физкультуры?

— Вначале отвечу, что было дальше. Командир поисковой группы принял сторону Тумака. Направил свой автомат на меня и сказал: «Если ты не за нас, значит против. Нравится этот цыганский оборванец — вот и бери его, и вали прочь!» Несколько человек из группы заступились за меня, назрела вооруженная стычка. Но я успокоил всех и сказал, что уйду добровольно. Не хотел, чтобы из-за меня там все друг друга перестреляли. Чтоб ты понимал, до лагеря оттуда было километров тридцать, в те времена казалось немыслимым преодолеть такое расстояние одному. Но я таки добрался. Несколько раз отбивался по дороге от бродячих псов, однажды попал под обстрел, замерз, изголодался. Но — к маме вернулся. Жалел только о том, что напуганный румынский мальчик со мной не пошел — при первой же возможности убежал и на крики не оборачивался. А так, может быть, был бы у тебя сводный братец.

Зачарованный этой невероятной историей, я молчал.

— Ну а теперь второй твой вопрос. Тумак — такое было тогда прозвище у Гриши Тумановского.

— Да ты что?! — ахнул я.

Я вдруг вспомнил и совершенно по-другому оценил слова физрука, сказанные мне после урока. «Цеплялся за жизнь как зверь, не щадя ни себя, ни других», — говорил он о себе в молодости, противопоставляя моему отцу.

— И вот тебе главная мораль этой истории, Димка, — допив чай и поднявшись из-за стола, папа ласково потрепал меня по голове. — Люди меняются. В том числе меняются к лучшему. Вот и Гриша изменился. И после той истории он десятки раз показывал себя смелым и достойным человеком. Каждый раз встречаясь с ним на улице мы пожимаем друг другу руки и даже можем выпить по бокалу пива, вспоминая о том, как он когда-то получил от меня пару хороших хуков справа.

— Да уж… — выдохнул я, жалея о данном слове не рассказывать об этой истории друзьям.

— Кстати, что там Григорий Семенович предложил? — поинтересовалась мама.

— Ну, он сказал, что хочет попросить Маргариту Петровну, чтобы весной, перед каким-то важным христианским праздником, ему разрешили сводить школьную экскурсию в Храм Скорби. Сказал, что он там пережил духовное перерождение. И, кажется, я понимаю теперь, о чем он. Наверное, после той трепки, которую ты ему задал, он уверовал в Бога и начал любить своих ближних…

— Не совсем так, там другая была история. Он переболел «мексиканкой», лишь чудом сумел выжить. А после такого — люди меняются, — вмешалась мама. — Но об этом как-нибудь в другой раз. Вообще-то мне его идея не по душе. Детям не место на нежилой территории.

— А вот я бы слишком сильно не тревожился, — неожиданно не согласился с ней папа. — Туда всего-то пару километров ходу. В теплое время года группе детей при хорошем сопровождении на этом пути ничего не грозит. Я считаю, им неплохо было бы туда сходить. Свою историю надо знать. Кроме того, это место, пожалуй, действительно навевает определенные полезные раздумья.