Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая

Во сне она заворочалась и прижалась ко мне плотнее. От близости ее тела к моему на меня вновь начало накатывать желание. Я в отчаянии подумал, что если я сейчас разбужу её лишь для того, чтобы сделать это снова, то на этом наши с ней отношения будут окончены, но ничего не мог с собой поделать. Мои губы мягко касались её шеи и мочек ушей, а рука нежно поглаживала бедро, пока девушка, издав вздох, наконец не повернулась ко мне. Я ощутил её дыхание на своем лице, и услышал шёпот:

— Я хочу, чтобы ты был со мной нежным.

На этот раз всё так и было. В кромешной темноте мы прижимались друг к дружке и долго, не спеша целовались. Казалось, что тьма и сон отняли у Дженет почти всю её стеснительность, и с каждой минутой она становилась всё более раскованной. Её губы охотно раскрывались навстречу моим и впускали мой язык ей в рот. Она не была против, чтобы мои руки, а затем и губы, нежно ласкали её везде — по спине, по груди, по бедрам и даже меж них. Её частые вздохи говорили о том, как девушка возбуждена. Когда я делал ей приятно, как когда-то делал Мей, она даже крепко сжала бедра, а её рука начала взъерошивать волосы на моей голове. На этот раз я вошёл в нее лишь тогда, когда она была полностью готова. Я двигался медленно, обратив лицо к ней, её соски соприкасались с моими, и временами мы сливались в поцелуе. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я наконец достиг оргазма, но ещё долго после этого не выходил из неё, продолжая поглаживания и поцелуи. Мы заснули, обнявшись, так и не сказав этой ночью больше ни слова.

А утром Дженни была снова моей Дженни, милой и приветливой, и не вспоминала о нашей ссоре. Судя по её веселому приподнятому настроению, которое она направила на то, чтобы развлечь друзей и подтрунивать над мучающимся с похмелья Тимом, наша с ней первая ночь все же не показалась ей такой уж провальной и разочаровывающей.

— Ну что, как прошел пикник? — спросил меня Роберт за ужином, когда вечером следующего дня я наконец вернулся домой, с трудом расставшись с Дженни после обещания встретиться завтра же утром.

Мы с ним сидели у широкого панорамного окна его квартиры. На руках у Роберта, одетого в домашнюю футболку, шорты и тапки, мурлыкал его кот, а в ладони поблескивал золотистым цветом бокал с коньяком. Я держал в руке запотевший прохладный стакан с топленым молоком.

— Не знаю, как я смогу после этого вернуться в «Вознесение», — признался я, покачав головой. — Я туда не вернусь, Роберт, не уговаривай меня. Сбегу оттуда хоть в «желтую» зону, хоть в «серую», но не позволю им еще раз сделать из меня то, чем я был, пока вы меня оттуда не забрали. Ты поможешь мне это устроить?

— Дима, я понимаю твои чувства, но пожалуйста, не пори горячку. У тебя впереди полтора месяца каникул. Наслаждайся ими, а я в это время подумаю над тем, как можно сделать твой второй год не таким невыносимым, как первый.

— Ты ничего не сможешь сделать, Роберт. Ты не знаешь этих людей, — покачал головой я, вспомнив ненавистные рожи Петье, Кито и остальных.

— А ты, пока еще, не знаешь меня, — усмехнулся он в ответ. — Я попрошу тебя только об одном. Расскажи мне обо всем, что с тобой там делали. Если ты к этому уже готов.

Я рассказал ему все — даже больше, чем Джен. Рассказал о конфискованных личных вещах, о придуманном компьютером новом имени и запрете использовать старое, о запрете связываться с внешним миром, о принудительном вживлении нанокоммуникатора и слежении через него, о тысяче существующих запретов, искажающих человеческую природу, о допросах с детектором лжи, о всепроникающей пропаганде, о принудительных проповедях сумасшедшего пастора и обязательных исповедях, о жестокой и несправедливой системе наказаний, в том числе и физических, о «домовом», о карцере, о навеянных снах, об унизительной «производственной практике», и о том, как Петье шантажировал меня, заставляя отказаться от родителей, о постоянных оскорблениях и нападках со стороны Кито, о запугивании учеников и поощрении доносительства, о принудительном кормлении витаминами и подмешивании каких-то веществ в воду, и даже о таинственном «острове», куда, по слухам исчезают ученики, не сумевшие закончить обучение.

Разговорившись, я все никак не мог остановиться, и под конец рассказа сам разрывался от переполняющего меня гнева. Ленц слушал меня, с каждой минутой все сильнее хмурясь.

— Это не нормально, — резюмировал он. — Я никогда не думал, что все может зайти так далеко.

— Ты думаешь, за пределами интерната никто не подозревает, что там творится?

Роберт тяжело вздохнул и покачал головой.

— Сложный вопрос, Дима. Вместе с выпускниками информация так или иначе просачивается наружу. Она давно бы широко распространилась в СМИ, если бы ее не сдерживали искусственно.

— Но кто способен на такое? — удивился я. — Тут ведь свобода слова. Любой журналист или блоггер может писать и говорить о чем хочет. Разве кто-то может им запретить?