Новый мир. Книга 1: Начало. Часть вторая

Насилие над сознанием неокрепших умов абитуриентов было групповым. Отвечали за него, попеременно, то сам Жермен Петье, то кто-то из его заместителей (их было еще четверо кроме Лоры Каммингз, и ни один из них не показался мне приятной личностью), то кто-то из кураторов отрядов (среди них есть пара совсем уж жутких экземпляров, не дай Бог попасть к таким в отряд), то пастор Ричардс (мало нам его воскресных проповедей!), а однажды даже сам директор интерната мистер Сайджел (этот импозантный чистюля в безукоризненном смокинге говорил о высоком и старательно делал вид, что не знает, что с нами тут творят под его чутким руководством).

Переносить все эти занятия, оставаясь в трезвом уме и спокойном расположении духа, было не так уж легко. За вторую неделю я получил еще три дисциплинарки, две из которых Петье выписал мне за якобы неуважительное отношение к воспитателям, выражающееся в основном в том, что я задавал неудобные вопросы и настаивал на ответах, когда они от них увиливали. За каждый из этих случаев я мысленно себя отругал и дал зарок впредь держать язык за зубами. Но каждый следующий раз переполняющее меня возмущение пересиливало осторожность и выплескивалось наружу.

Я поставил себе за цель сделать все возможное и невозможное, чтобы через три месяца ни иметь ни одного неснятого взыскания. Однако первые мои успехи были весьма скромными. Две дисциплинарки из числа накопившихся за прошлую неделю мне удалось досрочно снять, отличившись на нескольких уроках и усердно поработав на внеклассных занятиях. Если бы не три новых прокола — я стал бы немного ближе к созвону, нежели сейчас. Но, с учетом них, он стал от меня еще дальше.

Проводить немногое время, свободное от воспитательного процесса, стало немного терпимее. С тех пор как я проявил себя хорошим атлетом, по молчаливому уговору ребят я стал частью 22-го отряда. Благодаря моему природному здоровью и богатому спортивному прошлому в Генераторном, мне удалось заслужить у парней настоящее уважение. Никто из отряда не мог быстрее меня пробежать трехкилометровый кросс, больше раз подтянуться на перекладине или отжаться от земли. Я оказался среди них самым одаренным боксером. А широких от природы плеч и небогатого регбийского опыта в летнем лагере «Юнайтед» оказалось достаточно, чтобы прочно занять место в их команде по регби. Этих достижений оказалось достаточно, чтобы мой неофициальный статус здесь немного изменился.

По прошествии двух недель большая часть ребят из 1-ой общаги при встрече здоровались со мной, называли по имени (если, конечно, данную мне кличку можно так назвать), а некоторые и похлопывали по плечу. Конечно, на правах «салаги» я чаще других получал наряды на уборку в общежитии и другие «общественно-полезные работы», да и приседать по несколько сотен раз мне порой приходилось. Но в целом высокомерно-презрительное отношение со стороны старшекурсников постепенно практически сошло на нет. Даже Шейн не рисковал слишком уж открыто со мной задираться.

Куратор 22-го отряда профессор Ван Хейген при ближайшем рассмотрении оказался очень даже неплохим, по меркам интерната, мужиком. Сорок из своих шестидесяти четырех лет он проработал в интернатах — первые двадцать пять лет в частном приюте для сирот в Нидерландах, а последующие пятнадцать — здесь, после того, как администрация «Вознесения» отыскала его среди толп беженцев, прибывших на Австралийский материк, как-то раскопав его биографию.

Профессор Ван Хейген неукоснительно придерживался правил интерната и был строг тогда, когда его к тому обязывали правила. Однако в глазах старика читались скрытые в глубине его души любовь и сострадание к детям, которые он сумел пронести сквозь все сорок лет своего педагогического стажа. Он не упивался своей властью и не был беспричинно жесток — а это была крайняя мера доброты, которая вообще допускалась в этих стенах. И за это ученики из 22-го отряда испытывали к нему искреннюю благодарность.

Я очень надеялся, что когда будет сформирован мой отряд, то его куратором станет именно Ван Хейген. Шанс на это был один из пяти (на 77/78 учебный год планировалось сформировать пять мужских отрядов). Все остальные варианты были хуже.

Я содрогался от мысли, что куратором моего отряда может стать злобный японец Кито, который сейчас возглавлял 21-ый отряд. О нем среди учеников ходили мрачные легенды, в достоверности которых я смог убедиться, когда он отчитал абитуриентам несколько лекций на тему «управления временем» (так назывался предмет, который он вел).

Засыпая этим вечером, я с удивлением понял, что совершенно смирился со своей участью, и даже всерьез готовлюсь провести здесь следующие два с половиной года. Господи, неужели этому действительно суждено случиться, и этого никак не избежать?! Поверить в этом мне все еще не хотелось.

Призрачная надежда на то, что через три месяца я заработаю себе созвон, и Ленц придумает, как вытащить меня отсюда, все еще маячила на горизонте. И я не отброшу ее, пока не испытаю этот шанс.