— Ты будешь помнить достаточно, чтобы адекватно выполнять свои задачи. Но не настолько много, чтобы терзаться муками совести или выдать секретную информацию противнику, если попадешь в плен. Так работает «Валькирия». Так она должна работать.
— Я буду осознавать свою личность? Буду помнить, кто я на самом деле?
— Капрал Легиона, номер триста двадцать четыре! Вот кто ты на самом деле! — рявкнул Чхон, и его лицо сделалось злобным и жестоким. — Все остальное погребено в прошлом! Человек с дурацким греческим именем, разыскиваемый спецслужбами, обвиняемый в терроризме и хер знает в чем еще, исчез с лица земли, и ты должен благодарить небеса, что это так!
— Меня никто не разыскивает, — прошептал я, глядя в глаза генералу. — Нет никаких обвинений. Меня считают пропавшим без вести во время полицейской операции.
— СБС не развешивает у себя на сайте портреты людей, попавших в их «черный список». И не обзванивает всех их знакомых, чтобы сообщить о подозрениях. Ты что, совсем идиот?! Сделал такие выводы только потому, что баба, похожая на гориллу, которую ты когда-то трахал, ничего об этом не слышала?
Я похолодел, осознав, что Чхон знает о моей встрече с Риной. Он прочел этот страх в моих глазах. Неприятно усмехнулся.
— Ты повел себя как кретин, триста двадцать четвертый. Бросился плакать в жилетку первой попавшейся знакомой шалаве, вместо того, чтобы держаться от нее подальше и постараться быть неузнанным. Ты что, думаешь, там о тебе уже все забыли? Думаешь, они так легко восприняли твое исчезновение прямо из своих лап? Наемница, которой ты излил душу насчет своей горькой судьбинушки, начнет задавать вопросы, поднимать шум — и эхо этого шума обязательно дойдет до тех, до кого не надо. Разбередит старые раны, поднимет старые папки из архива наверх.
— Нет, сэр, я сказал ей, чтобы она не…
— Ну и идиот же ты. Неужели ты думаешь, что она послушает тебя после того, что она видела? Она теперь только и будет думать, как бы вызволить своего героя-пихаря из страшного рабства, в котором он оказался. Ты же забыл сказать ей, что у тебя уже на нее не стоит, и ни на что в мире, кроме шприца и винтовки. Проклятье! Я приложил чертову уйму усилий, чтобы замять эту историю и спрятать все концы. А ты своей глупостью сводишь все на нет! Что мне теперь прикажешь делать, а, капрал?!
— Генерал, она ничего никому не скажет, — я смертельно побледнел, осененный страшной догадкой. — Прошу вас, не делайте ей ничего. Пожалуйста.
— Я устал от твоих просьб, триста двадцать четвертый. По твоей просьбе я избавил от неприятностей гребаную приятельницу твоего папаши, которую ты трахал. А заодно и твоего никчемного братца! Да, да, его я тоже вытащил из кутузки. Теперь появилась еще одна страхолюдина, отведавшая твоего члена, и снова я должен исполнять твои просьбы и оберегать ее! Да я замотаюсь ездить по всему миру и выручать из беды каждую шлюху, которой ты успел присунуть!
— Сэр, я лишь прошу не причинять ей вреда!.. — в отчаянии прошептал я.
— Ты завтра отправляешься в Европу, — вместо ответа бросил генерал. — Ты не можешь оставаться здесь. По двум причинам: из-за убитого неким двумя дебилами блоггера, насчет которого нам задают вопросы власти, и из-за твоей приятельницы, которая начнет мутить вокруг тебя воду и привлечет внимание к тебе, а заодно и ко всему нашему проекту. А главное — ты ведь в душе все еще не считаешь эту войну своей, капрал? Ну так я отправлю тебя на такую, где у тебя таких сомнений точно не возникнет!
Вновь замерев у окна и посмотрев на самолет, который как раз в этот момент приземлялся на взлетно-посадочной полосе аэродрома Сауримо, генерал молвил: