Погруженный в свои мысли, я вскоре услышал позади громкий всплеск. Вынырнув, девушка втянула ртом воздух так жадно и судорожно, что сразу стало ясно — она не натренирована надолго задерживать дыхание. Хрипло, мокро закашлялась, вероятно, нахлебавшись воды. Я подал ей здоровую правую руку и с легкостью вытащил из воды. Коротко кивнув мне, давая понять, что в норме, она обессиленно присела на краю озерца.
— Д-дай мне м-минутку, — взмолилась она, не в силах восстановить нормальное дыхание и стуча зубами от холода. — З-здесь можно передохнуть.
В своей промокшей до нитки ночнушке, прилипшей к озябшему телу, скрутившись в позе зародыша, девушка долго и тяжело дышала, временами покашливая. От холода ее колотила дрожь. Еще секунду назад будучи полным решимости отправиться в путь немедленно, я вдруг решил, что требуется передышка. Поставив пистолет на предохранитель, положил его так, чтобы свет падал на стену недалеко от озерца, или вернее лужи, откуда мы вынырнули. Сбросил с плеч тяжелую камуфляжную куртку с разгрузочным жилетом. Расстегнул подвязку с кобурой, затем ремень с пустыми ножнами и подсумком. Долго копошась из-за неудобств с левой рукой, с трудом стянул через голову черный гольф под горло. Разулся, стянул штаны и носки.
— Надо выжать всю одежду, — сухо объяснил я в ответ на несколько ошарашенный взгляд Марички, остановившийся на моей спине. — Советую сделать то же самое.
Я отвернулся, вдруг вспомнив, что передо мной девушка, которая может стесняться вида моего тела или оголять при мне свое. Меня меньше всего интересовало, что находится у нее под мокрой ночнушкой, особенно сейчас. Но она не могла знать этого и воспринимала, должно быть, меня как обыкновенного мужчину.
Больше не поворачиваясь к ней, чтобы не наводить на лишние мысли, я занялся своей одеждой. Левая рука слушалась неохотно и дрожала при каждом движении, так что даже как следует выжать шмотки с ее помощью оказалось нелегко.
— У тебя… — все еще тяжело дыша, проговорила Маричка сзади. — … ужасные шрамы на спине.
Я ничего не ответил. Продолжал выжимать одежду, попутно вытаскивая из карманов, аккуратно раскладывая и осматривая в свете фонарика детали экипировки. Снаряжения осталось немного. И еще меньше такого, которое осталось пригодным к дальнейшему использованию. Винтовка была потеряна в сгоревшем свинарнике, так что четыре снаряженных коробчатых магазина к ней, заботливо связанные попарно изолентой, годились теперь разве что на продажу. В пожаре погиб сетчаточник, единственное средство связи. Там же сгинули очки ночного видения. Кинжал остался торчать там, куда я его всадил. Осколочную и две зажигательных гранаты я использовал еще раньше, при штурме и зачистке поселка. Осталась одна осколочная и одна ослепительно-шумовая, которые должны были сгодиться после просушки. Пистолеты, основной и запасной, скорее всего, тоже будут работать после просушки и хорошей чистки. К Norinco у меня был один запасной магазин. В резервном — лишь тот, которым он заряжен. Персональный медицинский пакет герметичен и пережил купание. Но в нем лишь совсем немного медикаментов для оказания первой помощи в случае ранения на поле боя — большую часть из них мне предстоит сейчас использовать.
Рюкзак со всем остальным снаряжением остался в БТРе, который теперь, должно быть, уже захватили и осматривают евразийцы. С собой я взял лишь то, что могло пригодиться в коротком бою. И теперь уже поздно посыпать голову пеплом. В руки противника попала большая часть боеприпасов, продовольственные пакеты, питьевая вода, сухое топливо, запасное белье, запасной сетчаточник, батарейки, другие предметы, необходимые для выживания на пустошах. Обо всем этом следовало забыть… Я вздрогнул, вдруг с ужасом осознав, что герметичный термобокс с капсулами, вмещающими дозы «Валькирии», необходимые мне на ближайшие две недели, тоже остался в рюкзаке.
— Черт побери! — яростно прошипел я себе под нос, похолодев и сжав кулаки при этой леденящей кровь мысли.
§ 57
Маричка не услышала либо просто не отреагировала на мои проклятия. Судя по возне, доносившейся сзади, девушка была занята собой — все же решилась снять и выжать свою ночнушку. Мой чуткий слух улавливал ее неровное дыхание, кашель и даже постукивание зубов от холода. Я пока еще не хотел думать о ней и о том, что с ней делать. Решил вначале заняться более важными делами.