Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть вторая (СИ)

Инспекция возымела на Томсона просто магическое действие. И без того законченый садист и психопат, он начал метаться, словно заведенный, раздавая удары тонфы направо и налево, удваивая и без того непосильный натиск.

Мы часами занимались атлетическими упражнениями, выжимая из себя все, на что были способны. По команде инструкторов мы застывали в самых нелепых и неудобных позах, и стояли в них до тех пор, пока мышцы не отказывались слушаться команд мозга — тогда нас покрывали лютой бранью и ударами тока.

Потом несколько часов отрабатывались приемы рукопашного боя. Рекруты разбивали ладонями кирпичи, рассекая руки до кровавых мозолей, а за этим — отжимались на кровоточащих кулаках, подгоняемые яростными криками инструкторов с электрошокерами. Уже на этой стадии несколько человек потеряли сознание.

От тренировок перешли к единоборствам. Они не имели ничего общего ни с привычными мне боксерскими спаррингами, ни с учебными поединками в полицейской академии, ни с занятиями по самбо в полиции. Я считал себя прекрасным бойцом, повидавшим всякого. Но Грей-Айленд показал мне: я еще ничего не видел. Разбившись по парам, рекруты, погоняемые струящимися у них в венах стимуляторами, с ненавистью и отчаянием истязали один другого, нередко калеча и ломая, но как бы далеко не заходили обезумевшие от звериного существования люди — инструктора почти никогда не останавливали бой.

Я практически не помню лица человека из роты «С», с которым меня заставили драться. Слова «партнер» или «соперник» тут были не уместны. Каждый из нас смотрел на другого налитыми кровью глазами, как на самого лютого кровного врага. «Валькирия» клокотала в наших жилах, заставив забыть обо всем.

— ДАВАЙ!!! — ревел Томсон.

Противник набросился на меня с перекошенным от ярости лицом, намереваясь разорвать на части, и очень быстро пыл схватки привел меня в неистовство. Я остановил себя лишь тогда, когда осознал, что сижу верхом на нокаутированном человеке, лицо которого разбито в кровь, и ощущаю у себя во рту вкус крови. Разжав зубы, я увидел, как на грудь сопернику выпадает кусок его уха.

— Добивай этого слабака, мясо! Убей его, Триста двадцать четвертый! — ревел у меня над ухом Томсон.

В этот момент в моей голове щелкнул какой-то предохранитель. В памяти вдруг всплыли воспоминания, которые не имели ничего общего с Грей-Айлендом. Совершенно ясно я вдруг вспомнило лицо своей мамы, когда она укладывала меня спать, еще совсем маленького, укрывая двумя пуховыми одеялами, пока позади, улыбаясь, пыхтел папа, забрасывая в печь дрова. Мама целовала меня в щеку. Я глядел на промерзшее окно с прилипшими к нему снежинками, улыбался, и мои глаза незаметно закрывались…

— Ты что там, уснул?! Бей его!!! — ревел майор.

— Вы тут все с ума посходили, — вдруг прошептал я, опуская кулаки.

— Ах ты сукин сын!

Кулак Томсона обрушился мне на лоб, словно таран. Затем трое его подручных из числа рекрутов, попавших в эту дыру месяцем раньше меня, включая Сто третьего, долго били меня ногами, а потом тащили к асфальтированному плацу у входа на тренировочный полигон. Томсон, сопя, как взбешенный носорог, с чувством разбил об асфальт две стеклянные бутылки из-под воды, а затем раскрошил осколки сапогом.

— Упал, отжался, Триста двадцать четвертый! — взревел он.

«Товарищи», притащившие меня сюда, бросили меня прямо на стекло.

— Отжимайся, сукин сын, иначе, я клянусь — сегодня ты получишь вдвое больше кнута, чем вчера. Не только ты — весь твой чертов взвод!!!

Проблеск сознания, заставивший меня остановить избиение человека несколько мгновений назад, пока еще не угас. Я понимал, кто я. Понимал, где я нахожусь. И я способен был контролировать свои действия. Посмотрев на стоящих вокруг рекрутов, я не увидел в их глазах ни ненависти, ни мольбы. Эти люди были сломлены задолго до того дня, как я ступил на чертов остров. И все же угроза коллективного наказания, которая, я не сомневался, будет исполнена, придала мне сил.

Я перевернулся и стал кулаками прямо на битое стекло. Сделал первое отжимание. Стекло захрустело под костяшками пальцев. Пульсирующая в крови «Валькирия» теперь была моим другом — благодаря ей я не чувствовал боли.

— Кто ты?!

— Мясо, — прошептал я механически.

Второе отжимание.

— Зачем ты здесь?!

— Чтобы убивать.

Третий раз.

— Кто ты?!

— Мясо.

— Зачем ты здесь?!

— Убивать.

Я отжимался так долго, пока не потерял сознание, уткнувшись в стекло лбом. Последние слова, которые я успел услышать, перед тем как сознание милостиво покинуло меня — это грозный крик инструктора, который сидел на мне верхом и без конца осведомлялся, кто я и зачем я здесь.

§ 43

Счет времени очень быстро исчез. В «Вознесении» я всегда помнил, сколько дней осталось мне до долгожданного освобождения. На Грей-Айленде не считают дней. И очень скоро перестают помышлять об освобождении.