Новый мир. Книга 4: Правда

— Поверьте, вы не подвергались никаким «притеснениям». Если бы у кого-то была цель посадить вас за решетку, то это давно было бы сделано. В рамках закона. Даже полиция Сиднея, какими бы коррумпированными и непрофессиональными не были тамошние детективы, справилась бы с этой задачей. А я так и вовсе настрочила бы обвинительное заключение за пару недель, и можете не сомневаться, что трибунал вынес бы по нему приговор. В вашем файле для этого вполне достаточно данных.

С этими словами она пролистала несколько страниц своего блокнота.

— Но этого никто делать не стал, — добавила она, и тут же сделала вывод: — И, видимо, зря. Потому что чувство безнаказанности всегда порождает более серьёзные правонарушения.

Я смело посмотрел ей в глаза:

— И какие же, интересно?

— Сами знаете, какие.

Не сводя с меня пронизывающего взгляда, она констатировала:

— Вы долгое время приносили пользу обществу, Войцеховский. Окончили интернат «Вознесение». Как и я, между прочим. А это хорошая школа для будущих сознательных граждан. Почти пять лет вы проработали в правоохранительной системе. Отработали контракт в ЧВК — мерзость, конечно, но в таких услугах общество тоже нуждалось, а у вас для этого были все необходимые данные. В общей сложности вы отдали служению обществу больше семнадцати лет.

Прокурор уважительно кивнула.

— Принято считать, что это заслуживает почтения. Дает человеку определенный кредит доверия. Балльная система Накамуры полностью построена на подобных принципах.

Она сделала паузу, прежде чем продолжить — решительно и бескомпромиссно как выстрел:

— Я так не считаю.

— Не считаете?

— Нет. Прошлое не имеет значения. Важно лишь то, кем человек является сейчас.

Продолжение речи было столь же бескомпромиссным:

— А вас, Войцеховский, больше не связывают с обществом общие цели, принципы и идеалы. Вы больше не уважаете его законы. Сомневаетесь в его моральных устоях. Не доверяете его основополагающим институтам: органам власти, правоохранителям, судам, СМИ. Не имеете и не стремитесь построить прочных и здоровых социальных связей: постоянной работы, семьи, близких отношений с коллегами, соседями. Наоборот, вы стремитесь пребывать в среде таких же отщепенцев, как вы. Сочувственно относитесь к идеям, которые несут деструктив и дестабилизацию, и к тем, кто их проповедует. Вас ведь учили чему-то в полицейской академии, Войцеховский. Скажите, как бы вы сами назвали такой тип поведения? Я могу подсказать вам подходящие определения: «асоциальность», «маргинальность», «нигилизм».

Приподняв брови, мол, не хочу ли я поспорить с ее диагнозом, она заключила:

— И я воспринимаю вас именно с этой точки зрения. И не делаю скидки на то, кем вы, возможно, были раньше. Наоборот, ваше прошлое является поводом относиться к вам ещё с бóльшим недоверием. Ведь человек, имеющий за плечами опыт работы в правоохранительных органах и участие в боевых действиях, в качестве потенциального преступника более опасен.

Я пожал плечами:

— «Потенциального преступника?» — спросил я насмешливо. — Если бы нечто подобное попробовал сказать обычный прокурор, который не носит инквизиторскую мантию, в присутствии адвоката, то затем ему пришлось бы публично извиняться и возмещать моральный ущерб, а возможно и искать себе новую работу.

— От меня вы извинений не дождетесь, — решительно покачала головой она.

И в подтверждение произнесла небольшую речь:

— Я была назначена специальным прокурором в 83-м. Помню, ко мне тогда было много вопросов. Ведь я была одним из самых молодых прокуроров в истории ведомства. Но за 12 лет службы вопросы отпали. Я выдвинула 1735 обвинений. Из них 1631 увенчались обвинительными приговорами или закрытием дел на нереабилитирующих основаниях. 83 — находятся в судах. Я никогда не выдвигала обвинений, если не верила, что они справедливы. И я отстаивала их без сомнений и колебаний, не зная усталости. Моя фанатичная преданность своему делу не всем по душе. Во всем ДСП сложно найти другого прокурора, на которого было бы подано больше жалоб, чем на меня. Но при этом я ни разу не подвергалась взысканию. В своей работе мне нечего стыдиться. И если я говорю что-то, значит, я хорошо взвешиваю свои слова.

— Не так уж сложно наработать себе впечатляющую статистику, пользуясь иммунитетом от какого-либо независимого контроля.

— Сложнее, чем вы думаете. Вы бы не справились.

— Я не стал бы и пробовать.

Установилась недолгая пауза, после которой я спросил:

— Мы можем перейти к тому, зачем я здесь? Или вам просто не перед кем хвастаться своим блестящим послужным списком, и вы поручили сиднейской полиции притащить какого-нибудь бедолагу с улицы, перед которым можно было бы повыеживаться?

— Вы прекрасно знаете, зачем вы здесь, — спокойно ответила она, не отреагировав на подколку.

— Миллер, вы же не рассчитываете всерьез, что сможете взять бывшего копа на старом как мир «давайте вы сами все выложите»? Если есть что мне предъявить — выкладывайте. Если нет, то вы запроторили в свой подвал законопослушного гражданина.