Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ)

Я представил себе, как самодовольно усмехался Ши Хон, слушая речь Фримэна. Всю жизнь он исповедовал именно такие взгляды. А что думала о позиции своего лидера Лейла Аль Кадри? Даже если не принимать во внимание ее безоговорочной преданности Сопротивлению — с его мнением она наверняка солидарна всей душой. Она тоже считает лидеров оппозиции лжецами, достойными растерзания в вихре народного гнева. Пожалуй, она бы и сама согласилась стать орудием этого гнева — если бы ей отдали такой приказ.

Мысль о том, на что будет похож мой разговор с Лейлой и Ши при встрече, и каким будет его финал, повергла меня в крайне мрачное расположение духа. Но, кроме этого, я ощущал еще какой-то неприятный зуд, который не покидал меня после допроса Поля. И это было не чувство раскаяния за то, как я поступил с бывшим соучеником. Нет, это определенно было что-то другое.

Я никак не мог забыть о странном ощущении, которое не покидало меня во время обеих моих встреч с информатором Сопротивления по имени Герман — ощущении, что я где-то когда-то уже видел это выражение глаз, где-то когда-то уже слышал этот тон…

— Черт возьми, — прошептал я себе под нос задумчиво, вспоминая фрагменты разговора с Полем. — Нет, это было бы слишком невероятно!

Что вообще навело меня на эту странную мысль? Полицейская интуиция, не более того. Но в свое время меня учили ей верить. Даже если предположение, на которое она наводит, кажется невероятным и абсурдным. Я так и не послал сообщение Лейле с подтверждением о встрече. Зато я направил другое сообщение по другому зашифрованному каналу — адресованное Мей. И его содержание даже мне самому показалось похожим на паранойю.

«Надо проверить кое-что! Герман, информатор — это, может быть, агент-нелегал СБС, настоящее имя — Густав Аффенбах. Если он в вашей зоне досягаемости — схватите его и просканируйте каждый дюйм мозга. Ручаюсь, вы там найдете бездну интересного. Делайте с ним что хотите. Но, услуга за услугу — передайте мне все, что он знает о Чхоне».

У меня не было ни малейшей уверенности в том, что моя шальная догадка верна. Не было у меня и причин быть уверенным, что контрразведчики из МГБ поступят именно так, как я прошу, а не сыграют в какую-то свою игру, или же вовсе сочтут мою информацию бредом сумасшедшего. Не мог я исключить и того, что Герман обустроил свое очередное логово за пределами евразийской территории. Однако интуиция подсказывала, что если мое невероятное предположение верно — то вероятность захватить оборотня с помощью евразийцев все же несколько выше, чем через Лейлу и компанию.

Судя по риторике Фримэна, прозвучавшей в новостях, Сопротивление сосредоточило свой гнев на умеренной оппозиции — единственной силе, которая оспаривала их право быть альтернативой режиму Патриджа. Созрела ли эта идея в недрах истинно-верующих полевых командиров Сопротивления, или ее внедрили туда спецслужбы посредством своих двойных агентов и неведомых рычагов влияния — но мне с ними было больше определенно не по пути.

Я чувствовал себя необыкновенно близко к пониманию происходящего. Это было жгучее ощущение, знакомое еще со времен детективной работы. Однако у меня не было недостающих частей паззла, которые помогли бы превратить мою интуицию и фантазии в что-то осязаемое и конкретное. Аффенбах был последней зацепкой, за которую я схватился скорее из отчаяния, чем из рациональных соображений. И вероятность ее срабатывания на данный момент вообще от меня не зависела.

Несмотря на все то, что я проделал, выбравшись из «Чистилища», в моих руках не осталось больше ни одной нити, которая бы вела бы к моей конечной цели — Чхону. Допрос Карпентера позволил мне устранить сомнения в том, что это реально существующий человек из плоти и крови. Но кто он на самом деле, на кого работает, где его искать — об этом я знал так же мало, как и с самого начала своих мытарств.

Оставался еще последний файл, полученный от Германа, который я до сих пор не желал открывать. Файл, который я отложил в самый низ, едва увидев на его обложке имя, которое было мне слишком хорошо знакомо. «Роберт Ленц».

Едва я прокрутил это имя в памяти, как оно отбросило меня почти на двадцать лет назад. Я будто вновь оказался одиноким, потерянным и напуганным пятнадцатилетним пареньком в переполненном беженцами аэропорту Сент-Этьена. Мальчик, оставшийся без родных, только что потерявший свой дом. Имеющий лишь одно имя, которое ему в свое время передал отец. Имя-пропуск в новую жизнь. Имя-надежду. Имя, с которым у него с тех пор долгое время ассоциировалось само Содружество наций.