Новый мир. Книга 5. Возмездие

Теперь, в 34, я понял, что нахожусь где-то посередине. Я все еще не хотел властвовать над другими, помыкать ими, жиреть за счет их соков. Но я больше не хотел и опекать их. Все, чего мне хотелось — просто послать их куда подальше и отойти в сторону.

То, что я сейчас делал, уже не имело никакого отношения к изменениям в обществе. Это не имело отношения, честно говоря, даже к восстановлению справедливости. Я понимал, что я не изменю общество, и что по большому счету всем плевать на справедливость, если такое слово вообще имеет хоть какой-то смысл. Оставалась лишь одна причина, по которой мне требовалось найти и уничтожить Чхона — это было самосохранение. А также сохранение тех, кого я люблю, и моего права быть с ними.

Я прервал свои размышления лишь услышав писк, с которым открылся электронный замок. Затем в комнате, за дверью туалета, раздался звук открывшейся двери, а с ним топот пары ног и сопение. Сквозь щель под дверью туалета я заметил, как в комнате зажегся свет. Я напрягся, но с унитаза вставать не стал. Я ждал гостя. А если точнее — я сам был гостем.

Прошло около минуты, прежде чем дверь туалета открылась, и на пороге показался тощий, как жердь, бледный мужчина моего возраста с мышиного цвета волосами. Его рука потянулась к выключателю, чтобы включить в туалете свет. В этот самый момент я вскочил и с силой толкнул его ладонью в лоб — так, чтобы его обескуражить и заставить потерять равновесие.

Едва ли не первый раз в жизни мне пришлось применить силу к человеку, который не владел ни малейшими намеками на навыки самообороны. Чувство было не из приятных — ближе к стыду, чем к удовлетворению от победы над противником. Однако стыд я в этом случае преодолел.

— Давай только спокойно, без истерик, — произнес я, выходя из туалета и склоняясь над человеком, который лежал на полу комнаты плашмя с таким обескураженным видом, как будто я нанес ему удар кулаком в челюсть.

Обрамлением для странной сцены была комнатка — кухня совмещенная со спальней — обставленная в минималистическом стиле, который хорошо помогал скрыть экономичность апартаментов. За единственным окном можно было бы увидеть стену соседнего здания, если бы не плотно задернутые шторы, свидетельствующие о том, что постоялец ценит свою приватность больше, чем хорошее освещение.

Человек, к которому я обращался, несколько раз моргнул, приходя в себя. Затем он сделал движение, похожее на попытку бегства — скорее инстинктивное, чем продуманное. Несмотря на легкость, его сложно было назвать проворным. Так что мне не составило труда перехватить его и силой толкнуть на диван, стоящий в углу комнаты.

— Кончай этот цирк, — предложил я, нависая над ним.

Надо сказать, он сумел сохранить какое-то подобие достоинства. Конечно, в его глазах отражался ужас, лицо побледнело, как простыня, а дыхание замерло. Но он, во всяком случае, не наделал себе в штаны, как непременно случилось бы в те времена, когда я хорошо его знал.

Я подумал бы, что годы и опыт меняют характер людей, или что свою роль сыграла какая-никакая профессиональная подготовка. Но тут, я догадался, дело было в другом. Когда человек, и без того довольно чувствительный и слабовольный, постоянно чувствует травлю и преследование, все время ощущает, как кольцо вокруг него медленно и неумолимо смыкается, как настоящий или воображаемый преследователь дышит ему в затылок — это может ввести его в состояние такого сильного нервно-психологического измождения, при котором конец бесконечной изнурительной погони, как бы страшен он ни был, становится почти желанным.

— Что ж, я, в п-принципе, п-понимал, что так б-будет, — заикаясь, произнес Паоло Торричелли обреченным голосом, расслабляя мышцы и больше не делая попыток бежать.

На этот захолустный отель в Лонгиере на Шпицбергене, меня навел файл Германа. В принципе, неплохое место, чтобы затаиться — мало кому интересное 10-тысячное поселение, специализирующееся на океанографии и альтернативной энергетике, которое и раньше относилось к Содружеству наций лишь сугубо формально, а в нынешней политической ситуации его юридический статус и вовсе был неясен.

Здесь он жил под чужим паспортом последний месяц, переместившись из другого похожего места, а оттуда — из еще одного такого же. Так продолжалось уже почти полгода — еще с тех пор, как на волне служебных расследований, начатых из-за моих разоблачений, бывшие коллеги намекнули Паоло, что ему лучше бы исчезнуть.

Я бы с легкостью узнал его, даже если бы не видел ни разу с момента выпуска из интерната. Некоторые люди мало меняются с возрастом. И таким был Поль. Все такой же русоволосый, худосочный, долговязый, с такими же маленькими водянистыми глазками, как у крысы, и необъяснимо выпуклыми как для такого дрыща щеками.

Я сразу вспомнил май 89-го, больницу, а может вовсе и не больницу, находящуюся неизвестно в какой дыре, где я очнулся после неудачной операции в фавелах, чтобы этот сученок вместе со своими коллегами вытрясал из меня душу, а на самом деле — заманивал в хитрые сети Чхона.