Читаем Новый Мир ( № 1 2002) полностью

Дружественность — это не норма, не правило, как думали мы в юные годы, — это скорее исключение и редкая роскошь. Так почему бы не радоваться каждому просвету взаимной доброжелательности на общем фоне будничной, сумрачной вражды? Любимов сейчас потеплел к Высоцкому по одной простой, но неожиданной причине. Шеф вступил во вторую (или третью — историки разберутся) молодость — влюбился в мадьярку, переводчицу по имени Катарина. По слухам, она дочь здешнего правителя Яноша Кадара. Все таганцы насупились: а как же, мол, Целиковская и вообще моральный облик режиссера? И только Высоцкий по-мужски понял шефа, нуждающегося в поддержке. Дело даже не в советах по поводу ухаживания за иностранками, выбора ресторанов и прочего — это все скорее шутливый треп. “Она хороший человек” — вот главное, что было сказано, а большего и не надо. И ничего другого, кстати, влюбленному человеку не стоит говорить — что в пятьдесят девять лет, что в девятнадцать. Законы порядочности предельно просты, сложны только способы оправдания ее отсутствия.

Марина приехала сюда сниматься в фильме Марты Месарош “Их — двое”. У нее тут главная роль, а по случаю приезда Высоцкого в сценарий добавили эпизод, где героиня встречается с неким мужчиной. Продолжительный поцелуй увенчал эту сцену.

Ягодный дождь

Воденников Дмитрий Борисович родился в 1968 году. Закончил Московский Государственный педагогический институт. Автор трех книг стихов, лауреат сетевого литературного конкурса “Улов” (2001). В течение длительного времени работает на “Радио России”, автор передачи “Своя колокольня”, посвященной современной литературе. Живет в Москве.

Так вот во что створожилась любовь

Так вот во что — створожилась любовь:

сначала ела, пела, говорила,

потом, как рыба снулая, застыла,

а раньше — как животное рвалось.

А кто-нибудь — проснется поутру,

как яблоня — в неистовом цветенье,

с одним сплошным, цветным стихотвореньем,

с огромным стихтворением — во рту.

И мы — проснемся, на чужих руках,

и быть желанными друг другу поклянемся,

и — как влюбленные — в последний раз упремся —

цветочным ржаньем — в собственных гробах.

И я — проснусь, я все ж таки проснусь,

цветным чудовищем, конем твоим железным,

и даже там, где рваться бесполезно,

я все равно — в который раз — рванусь.

Как все, как все — неоспоримой кровью,

как все — своих не зная берегов,

сырой землею и земной любовью,

как яблоня — набитый до краев.

* *

*

За нестерпимый блеск чужого бытия,

за кость мою, не ставшую сиренью,

из силы — славы —

слабости — забвенья,

за вас за всех — я голосую:за.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза