Новый Мир ( № 1 2004)

Трехстраничный некролог-воспоминание начинается так: “Марина, не верившая ни в Бога, ни в черта, не снисходившая даже до суеверий, погибла в пятницу 13-го — ее сбила машина на темной улице совсем небольшой, хоженой-перехоженой Миссулы, в „ковбойском” штате Монтана”. И далее снизошедший все же до этих суеверных выкладок автор рассказывает о том, какого талантливого и “многостаночного” ученого потеряла русская филология. “О чем бы она ни писала (Достоевский и Михайловский, Набоков и Умберто Эко, Пушкин, Гоголь, Сологуб, Эрдман, Анциферов, Кенжеев, Искандер… —П. К.), во всем чувствовалось не столько методологическое или теоретическое, сколько личностное единство. Марину мало интересовала рационалистическая, выверенная и выстроенная литература; она занималась, как это ни старомодно звучит, по преимуществулитературой сильных чувств,которая бьет наотмашь или заставляет смеяться до колик, короче, от которой захватывает дух. Как всякий настоящий литературовед, она лишь притворялась бесстрастным аналитиком, а на самом деле искала и находила в том, о чем она писала, себя, свою эмоциональную безоглядность и энергию <…> почти все воспоминания о ней веселые. <…> Когда Марина брала интервью у Искандера, для статьи о нем, классик почему-то заметил: „Я вообще-то неплохой рассказчик”, — на что Марина, не сдержавшись, воскликнула: „No shit!” Как она потом рассказывала, Фазиль Абдуллович прекрасно понял басурманскую идиому, оценил непосредственность интервьюера и смеялся вместе с Мариной”.

Марк Липовецкий.Утопия свободной марионетки, или Как сделан архетип. Перечитывая “Золотой ключик” А. Н. Толстого. — “Новое литературное обозрение”, № 60.

“Алексей Толстой, может быть, впервые в русской культуре осуществил то, что сегодня называют словом „проект”. Сказка „Золотой ключик, или Приключения Буратино” (1935) была только первым звеном этого проекта”.

Тут надо учесть выпрошенный Толстым — незадолго — у Ворошилова (гениальный ход!) совет, чем закончить “Хождение по мукам”. И пошла повесть “Хлеб” о роли Сталина в обороне Царицына.

И вслед за мотивомсобственного театра,обретаемого Буратино в результате всех его приключений, на рукописи пьесы о деревянном человечке, “напротив слов Мальвины (выпущенных в конечном варианте): „Я скучаю без театра. Вот бы завести свой собственный кукольный театр… Сами бы сочиняли пьесы, сами бы продавали билеты… Без плетки Карабаса”, — появляется профиль усатого мужчины”.