Новый Мир ( № 1 2009)

Чтение этой насыщенной книги с ее бесконечными — на первый взгляд — прозрачно-ясными открытиями требует, представьте себе, абсолютного доверия к автору. Он работал над ней, не разрешая себе ни грамма фальши или самолюбования (а ведь сколько, вы увидите, выпало на одну эту судьбу громогласных событий и невероятных имен!). Так вот, если довериться, читателю откроется уникальный музыкальный строй карякинской души — целомудренный, доверчивый, в чем-то даже по-высокому детский. Это в его книге для меня самое главное.

 

Владимир Губайловский. Судьба человека. М., «Центр современной литературы», 2008, 104 стр. (серия «Русский Гулливер»).

Не мною первым было замечено, что в каждом стихотворении Губайловского —будь то философский этюд, любовное или дружеское послание, почти «готическая» поэма, венок сонетов, баллада или ироническая стилизация — при всем богатстве жанров, размеров и тем везде слышится его и только его голос.

По-моему, это довольно редкое при подобном раскладе качество, обеспечиваемое — в моем понимании — талантом и совестью. Однако мы же говорим о поэте, так что их (таланта и совестливости) стихотворное выражение замешено, как всегда, на древнем лирическом веществе, столь же старинном, сколь и ценимый Владимиром Губайловским автор «Науки любви» и «Скорбных элегий». После того как благодаря поэтическим вечерам, представляющим эту книгу, я узнал о любимом поэте Губайловского, жившем на рубеже двух эр, — мне стал понятнее мемуарный фрагмент из дневников Чуковского, относящийся к его детству. «Я казенничал. То есть надевал ранец и, вместо того чтобы идти в гимназию, шел в Александровский парк. Помню один день — туман, должно быть октябрь. В парке была большая яма, на дне которой туман был гуще. Я сижу в этой яме и читаю Овидия, и ритм Овидия волнует меня до слез».

Вот я читаю себе вслух стихотворение Губайловского «Помоги мне смириться…», в одной из журнальных публикаций прямо названное как «Молитва», и ритм его, целиком совпадающий с ритмом моего внутреннего состояния, волнует меня до слез.

На таком языке, с такой открытостью со мною давно не говорили ни в каких стихах.

Я нарочно не затрагиваю тему мастерства , это дело литературоведческое и, кстати сказать, в случае с Владимиром Губайловским весьма благодарное. Потому что он, человек, пропитанный мировой поэзией, философией и филологией, шел к этой книге слишком долго, чтобы можно было говорить о какой-либо обязательности и даже иерархии текстов. Он отвечает здесь за каждую букву, за каждый музыкальный обертон, за все формальные и неформальные постройки. Он «выращивал» этот небольшой лирический сборник в прямом смысле слова своею судьбой человека , всеми своими «умениями», коих — от занятий высшей математикой до знания античности.

Не в отменном его мастерстве сейчас дело, хотя, опережая себя, замечу, что Губайловского-лирика вы без труда расслышите и в его литературных статьях (свежий пример — недавний отклик на стихотворный сборник Сергея Гандлевского). Действительно, кто сейчас решится внутри рецензионных впечатлений вдруг круто остановиться и признаться в своем оцепенении, рождаемом горячей читательской благодарностью?

…Дело в беспощадности к себе и в договаривании почти всего до конца. Местами ты словно бы заглядываешь в личный, не предназначенный для чужих глаз дневник, записанный так, что не соответствовать ему — невозможно. Многие стихи Губайловского — это невольное испытание читателя ответной честностью.

И тогда захватившее, очаровавшее тебя трагическое стихотворение ты переживешь как собственный опыт. Здесь по большей части все очень грустно и открыто, как ножевая рана. Это совсем не лирика «прямого высказывания», но — прямого действия, равного усилию самооценки. И пусть на одной из презентаций я, наверное, излишне «красиво» назвал героя многих этих стихов сегодняшним «русским Гамлетом», отважно проживающим бесконечный пир во время чумы (и чуму во время пира), — останусь, пожалуй, при вырвавшемся сравнении, что-то в нем есть.

А еще найдите и прочитайте стихотворение «Подробный анализ мыслей и по­­ступков героя…»:

 

Нет выше таланта таланта труда.

Душа твоя, словно долбленая чаша,

наполнится влагой, быть может, горчайшей.

Пока еще можно вернуться туда

путем не прямым, но, возможно, кратчайшим

туда, где поселок прибило дождем,

спасибо на том.

 

Мата Хари. Пудинг из промокашки. Хиппи как они есть. М., «Форум», 2008, 192 стр.