на ваших зёрнах дыханья, на столбиках духовых —
прямо в раскрытые рты сидящих по краю прожога
многоочитых стрекоз, в страшных масках своих
каждый звук подносящих к лицу Бесконечного Слога,
что звучит возле глаз большой солёной водой,
подступает к роговице маленькой волной солёной,
надувает веки маленькой большой бедой,
машет в глубине веточкой зелёной.
Веточкой чего? И не разглядишь,
только кажется, что — погасшей сирени,
перелившейся в воду, оставившей в ней лишь
свои тяжёлые, душные тени,
оставившей лишь место, где она была,
оставившей лишь время, где она дышала,
где она цвела — кр
аcным-красна, белым-бела —влажным вращеньем своего многоосного шара
ночью безосной, вертящейся во сне,
как ребёнок, то одну, то другую влажную щёку
подставляя под звёзды, которые веют в окне,
чуть шевеля на тёмном дворе осоку,
чуть шевеля сухие губы её,
ещё не остывшие, не выбеленные росою,
чуть говоря ими первое слово, ничьё —
короткой дыхательной полосою:
одна кивнёт и другая кивнёт,
и распрямится, и распрямится,
будто идут в недальний земной поход,
на каждом шагу в руки роняя лица,
будто идут прочь со своего двора
и несут лёгкое теперь совсем уже слово,
теперь совсем уже — слово, которому прочь пора,
плыть пора, до утра, по волне — полове, половинке пустого
зерна, лёгкой лодочке, слабой ладони, туда,
где не воздух, а то, что между глазом и светом,
что прежде воздуха — вода, большая вода,
плыть и плыть, за этим простым ответом:
В четвертой семье
(Окончание. Начало см. “Новый мир”, 2012, № 9)
ЛЕТНИЕ КАНИКУЛЫ
Летом, как правило, театр уезжал на гастроли по городам и весям нашей необъятной страны. Театральные дети пионерского возраста отправлялись в лагерь. Таких детей в маленьком коллективе набиралось немного, человек десять-двенадцать, поэтому обычно для них снималась дача в Подмосковье рядом с пионерлагерем детского дома, над которым шефствовал театр. Нами управляла сотрудница театра Елена Сергеевна Орлова, но вся наша лагерная жизнь проходила вместе с детдомовцами. Жили мы с ними дружно, вместе играли, вместе питались. Кормили нас в те послевоенные годы скудно, поэтому по вечерам после отбоя нам нравилось читать вслух найденную на даче дореволюционную поваренную книгу Елены Молоховец. Описания различных деликатесов насыщали воображение, что, как ни странно, способствовало успокоению наших юных желудков.