Новый Мир ( № 11 2005)

— Читала, читала я Вампилова. Хочешь мне напомнить, как там одна профура всех своих любовников одним именем — Аликами — называла?.. Тенденция времени и особенность характера. — Она не приняла моей язвительности. Всегда, на сцене и в жизни, она брала инициативу в свои руки. — Ты дальше, сынок, рассказывай, рассказывай...

В этот момент прозвенел первый звонок, я решил, что преступная для шофера чаша минует меня, но тут же в дверях появился угрюмый омоновец с подносом, на котором стояли два бокала красного, как рубин, вина. Она опять меня переиграла, она хозяйка, она драматург этой сцены, она всем навязала свою волю.

— Бери, профессор, выпьем за встречу.

Тут я немножко растерялся: я за рулем, Серафима должна идти на сцену. Я-то, правда, еще неизвестно как доеду до дома, а вот то, что она, как всегда, под аплодисменты сыграет и в конце ее засыпят цветами, — я знал. Я выпил. Усмешечка пропорхнула по хорошо очерченным губам вынужденного официанта. Он принял у меня пустой бокал, поставил, как точку на письме, его на поднос, который держал в левой руке, а правой демонстративно — пожа-алуйста! — открыл передо мной дверь. Что там забродило в его бронированном черепе? Но Серафима продолжала держать ситуацию в руках. Ей никогда не нужно было напрягать голос, чтобы ее услышали в самых дальних рядах зала или где-нибудь в четвертом ярусе:

— Чекалка!

Мы оба, я и бронированный омоновец, как по команде обернулись.

— Ты! — Она пальцем отчетливо, как полководец в нужный пункт на штабной карте, ткнула в мою сторону. — В зал, на свое место. Даст бог, — голос чуть потеплел, — даст Бог, еще свидимся. Ты! — теперь уже в сторону набычившегося мальца. — Сидишь здесь, приглядываешь за порядком и ждешь Сулеймана Абдуллаевича. Все, ребята.

Она потянулась за висевшим на стуле капотом. Лицо ее вдруг как бы ушло, из зеркала глядела уже не Серафима, а знакомый по первому акту пьесы персонаж: мать, приведшая в богатый дом своего сына. Над тем, кто же такой Сулейман Абдуллаевич, я сосредоточиваться не стал…