Новый Мир ( № 11 2006)

В оценке исламского мира Чудинова в основном повторяет Ориану Фаллачи. Итальянская журналистка и русская писательница демонстрируют поразительное невежество в отношении культуры исламской. Итальянка пишет: “Как ни крути, единственное, что я нахожу в той культуре, так это Пророк с его священной книгой, ужасно нелепой, несмотря на то что она является плагиатом <...> Я нахожу у них только Аверроэса с его неоспоримыми заслугами ученого (комментарии к Аристотелю и т. д.), Омара Хайяма с его прекрасной поэзией <...> плюс несколько красивых мечетей. Никаких иных достижений ни на полях Искусства, ни в садах Мысли...” Каково? Исламская культура чужда и непонятна итальянке и русской. Для них все это темный, дремучий лес. Зато Чудинова с наслаждением описывает тонкости католического богослужения, демонстрируя приличную эрудицию, а пылкая Фаллачи объясняется в любви к шедеврам Гомера и Леонардо.

Я знаю об исламской культуре постыдно мало, но даже моих скромных знаний хватает, чтобы вспомнить гениальных арабских и персидских поэтов: Абу Нуваса и аль-Маарри, Фирдоуси и Рудаки, Хафиза и Низами, Саади и Джелаль-ат-дина Руми. На фоне этих гениев Омар Хайям Нишапур кажется поэтом едва ли не второго ряда. Мусульманская философия вовсе не исчерпывалась комментариями к Аристотелю. Что знают Фаллачи и Чудинова о мутазиллитах? Знакомы ли им имена аль-Кинди и аль-Фараби, ибн-Ханбала и аль-Газали?

На риторические вопросы ответ обычно не дают. Но я обычай нарушу: Чудинова и Фаллачи просто не желают ничего знать об исламе, о культуре мусульман, об истории исламских стран. При всей банальности этих слов я не могу обойтись без них. Подчеркну: между “не знаю” и “не знаю и знать не хочу” разница колоссальна. Чужое обеих принципиально не интересует, более того — отталкивает. Здесь уместно вспомнить дневниковую запись Юрия Олеши: “Когда видишь фотографии китайского храма, высеченного в скале <…> тут же, почти закрыв лицо, отбрасываешь это изобретение. Я ничего не хочу знать об этом! <...> Так же отворачиваешь лицо, едва успев бросить взгляд, от изображенной скульптуры древней Мексики, Перу! <...> Почему возникает этот протест, это нежелание видеть? <…> Довольно мне и моей культуры — греческой, римской, средиземноморской культуры, моего Наполеона, моего Микеля, моего Бетховена, моего Данте, меня”1.