Можно сколько угодно прослеживать литературные параллели, обозначать истоки: бегство прочь от “неволи душных городов”, Чайльд Гарольд, Робинзон Крузо, Моби Дик, Уолден. “Хронотоп” острова как модели мира... Еще — традиция философской и литературной исповеди — от Руссо и Толстого до необъятности современной прозы без вымысла. Между прочим, и сам Голованов прочерчивает генеалогию своего текста, доводя традицию интеллектуального побега вплоть до экзистенциализма и широко понятого эскапизма прошлого столетия. Мне подобные рефлексии кажутся лишними: к чему теоретические вкрапления в тексте, в котором имеются такие вот зарисовки: “Это лицо выражало беспечность отчаяния, которую в равной мере можно было принять и за радость, и за безумие”. Можно, не задумываясь, угадать — это сказано о человеке, подверженном греху “пития хмельного”, который почти уже не помнит своего подлинного имени и судьбы. Редкий дар зрения, умение увидеть под слоем сиюминутной мути чистую субстанцию человека или события! Нынешняя театральная звезда Евгений Гришковец еще в давнюю пору обучения на филфаке, где мне тогда довелось служить, произнес замечательную фразу о своем почти пугающем даре мима-имитатора: да нет тут ничего сложного, просто иду и смотрю, как стоят люди на троллейбусной остановке.