Новый Мир ( № 12 2008)

Телега ехала уже меж холмов, серых, покрытых сухой спутанной травой, он вдруг увидел в одном из холмов квадратное прорезанное окошко, льющийся оттуда свет; кажется, горячий ветер даже донес обрывки смеха.

— А если, Инна, а если…

Он замолчал.

— Что? — спросила она шепотом.

— Она за это время изменилась так, что я ее не узнаю? Как мне знать, что это — она? Что женщина, которую я уведу отсюда, — это та самая, моя? Как?

— Если вы любите, вы обязательно узнаете, — твердо сказала Инна.

Такая долгая дорога, подумал он, а ведь еще обратный путь. Я думал, я выдержу. Если другие могут, то и я могу.

Холмы стали ниже, остроконечней, они были похожи на войлочные шляпы, из них торчали, словно сизые перья, столбы дыма, в каждом отсвечивало багрянцем полукруглое отверстие — то ли нора, то ли дыра. Их проводники, держа лошадь под уздцы, остановились, возбужденно переговариваясь, а из нор вылезали еще собакоголовые, двое подняли с телеги укрытое дерюгой тело и унесли его, кто-то увел лошадь, они стояли посреди странного города, растерянно озираясь, Инна прижимала к ногам чемодан.

— Туда, — сказал псоглавец, толкнув его в спину.

В землянке горел огонь, он ничего не понимал в печках и очагах, но здесь было что-то уж совсем примитивное, грубо сложенное; еще один псоглавец, нагнувшись, шуровал угли железной кочергой; когда псоглавец повернулся к ним, стало видно, что это женщина, груди у нее были перетянуты крест-накрест поверх рубахи какой-то тряпкой.

Они сажают людей в ямы, вспомнил он слова девочки Любы.

Как знать, что произошло на самом деле? Страшные собакоголовые убили их проводников, мирных жителей, женщину и ее дочь и, возможно, старуху, которую он так и не видел? Или страшные ламии отвели глаза, заморочили голову, связали, собирались перерезать горло, а псоглавцы пришли и спасли? За рекой нет правды, подумал он, вернее, все, что происходит за рекой, — все правда.

Песьеголовый, который привел их, стоял, загораживая входное отверстие, откуда лился багряный приглушенный свет.

— Что теперь? — спросил он, стараясь говорить веско и равнодушно.

— Теперь плата, — сказал собакоголовый.

— Плата? Какая?

— Вы убили моего мужа, — сказала собакоголовая женщина, — он не сделал вам ничего плохого, а вы его убили. Зачем?

— Я вам не верю, — сказал он. — Вы зачем-то устроили это все. Нарочно. И я не верю, что здесь можно убить. За рекой нет жизни, а значит, нет и смерти.

— За рекой есть все, и даже больше того, пришелец, — сказал псоглавец. — Ты пришел сюда за милостью, а где твоя милость?