— Не потому, что в глубине души хотели, чтобы она погибла под колесами?
— Я любил ее. — Он оттолкнул тяжелый табурет и вскочил.
— Спокойно, — сказал псоглавец. — По-вашему, одно другому мешает? Вспомните тот вечер, когда вы пошли провожать Калязиных.
— Откуда вы все это знаете, мать вашу?
— Мне положено по должности, — сказал псоглавец и захлопнул книгу, по которой водил лапой.
— Все? — спросил он.
— Нет. — Псоглавец снял очки и аккуратно положил их на стол дужками вниз. — Теперь плата.
— Какая еще плата? — Он почувствовал, как замирает в животе от неприятного предчувствия. — У меня ничего нет.
— Я все взвесил, — сказал псоглавец. — И возьму с вас немного. Всего один палец.
— Что?
— Вам жалко? У вас их десять. На руках, я имею в виду.
— Вы отрежете мне палец? — переспросил он.
— Да. Уверяю вас, очень аккуратно.
Псоглавец нагнулся, поднял с пола и поставил на стол крохотную гильотинку, какой режут кончики сигар, и белый кусок бинта, который, сложив в несколько раз, подложил на подставку.
— Мне ничего не говорили, — сказал он жалко. — Ни про какой палец…
— Это решается на месте, — сказал псоглавец. — С каждого человека нужно взять что-то. Каждый должен чем-то пожертвовать.
— Какой? — спросил он.
— Что — какой?
— Указательный? Мизинец? На правой? На левой?
— Все равно, — сказал псоглавец. — Ну, наверное, мизинец вам будет удобнее. Один маленький мизинчик, да?
— И все? Вы проводите меня к ней?
— Да, — сказал псоглавец. — Это все. Я провожу вас к ней.
Он почувствовал, что ладони у него вспотели, и вытер их о штаны, потом положил руку на стол и оттопырил мизинец так, чтобы он лег на гильотинку.
— Хорошо, — сказал он и закрыл глаза, ожидая боли. Но вместо этого что-то ударило его по глазам. Только миг спустя он понял, что это —
яркий свет, вспыхнувший в помещении, сопровождаемый каким-то мягким звуком, словно хлопаньем крыльев. Открыв глаза, он увидел, что он находится в просторном зале, уставленном скамьями, и на этих скамьях сидят песьеголовые и хлопают в ладоши, словно одобряя особенно удачную сцену спектакля. По стенам горели факелы, гораздо ярче, чем можно было ожидать от освещения такого рода.
— Всем спасибо, — сказал псоглавец. — Можете идти.
— А палец? — тупо переспросил он.
— Зачем он нам? — сказал псоглавец. — Пусть будет у вас.
Он встал.
— Вы не проводник, — сказал он. — Вы… просто злобное чудовище, которому нравится издеваться над тем, чего вы не можете понять.
— Я не проводник, — сказал псоглавец сурово. — Я судья.