Новый Мир ( № 12 2012)

Географически-культурный фактор оказывается куда важнее историко-политического. Разделение Украины по принципу «земли под цисарем» и «земли под царем» — несостоятельно. Возьмем, к примеру, Волынь: ее история складывалась так причудливо, что она десятилетиями, если не веками была разделена между империями, — и вместе с тем земля эта тоже осознается как целое, причем, видимо, давно и не только «своими». Смотри «Олесю» Куприна, который остро почувствовал своеобразную диковатую магию болотных полесских земель. Только здесь стал возможен феномен Александра Кондратьева — второстепенного петербургского символиста и вместе с тем автора романа «На берегах Ярыни», замечательно точного по мифопоэтической интуиции. И об этой же разделенной земле написана — уже в эмиграции — трилогия Уласа Самчука «Волынь» (1932 — 1937). С такой-то историей сохранить целостность было непросто, но Волынь, видимо, обладает мощным центростремительным потенциалом. Неслучайно двойственность/единство этой земли становятся синекдохой двойственности/единства Украины вообще — в книге Александра Ирванца «РЁвне/Ровно» (2002), одном из лучших современных украинских романов. Это альтернативная история по образцу «Острова Крым»: «Западное Ровно» становится в советской Украине аналогом Западного Берлина. Ирванец едва ли не первым в новой украинской литературе показал, что историческое прошлое, со всеми его травмами, должно быть осмыслено и пережито в первую очередь как прошлое личное. Только в обретении индивидуальной самости может быть найдена и единая Украина (эпиграф из Шевченко — «Нема на свЁтЁ України» — подчеркивает единственную альтернативу этому). «Волынский текст» осознанно создается и другими авторами — Владимиром Лысом[31], Оленой Захарченко, Юрием Камаевым; волыняков можно опознать даже по языку. По всей видимости, процесс формирования сверхтекста идет в нескольких регионах сразу, как обычно и бывает, если региональной литературе приходится решать проблему, значимую для всей страны.