Переиздание книги, ставшей некогда (вышла в 1954-м, русский перевод — в 1958 году) событием. “Хотелось бы сказать, что книга за полвека не потеряла актуальности и все такое, но сказать так не получится... То есть в книге можно обнаружить какие-то отдельные высказывания, которые с некоторыми оговорками можно назвать „злободневными”, но в целом изложенный здесь утопический проект кибернетики следует признать провалившимся” (Роман Ганжа — “Русский Журнал”,http://www.russ.ru/krug/vybor/20021001.html).
Кирилл Кобрин.Письма в Кейптаун о русской поэзии и другие эссе. М., “Новое литературное обозрение”, 2002, 128 стр.
“В кейптаунском порту, с пробоиной в борту... Бог мой, кто бы мог подумать... что само слово „Кейптаун” имеет отношение не к строчке, а к точке, географической точке, — такими словами начинает Кобрин свою новую книгу. — И что заплывет сюда не романтическая „Дженнет” ...а остатки экипажа потонувшего сверхлайнера под названием „СССР”? На берег был отпущен экипаж...” В частности — приятель автора, обосновавший свое дело и свой дом под Кейптауном и попросивший бывшего однокурсника присылать ему письма про современную русскую поэзию. В своей эпистолярной прозе автор описывает для оторвавшегося от родины (и для нас) ситуацию в сегодняшней русской поэзии — про то, как эпигоны меняют ориентации — с Бродского на Кибирова, про Салимона, про стихи и про смерть Бори Рыжего, про Александра Леонтьева, про феномен Шиша Брянского, про Москву, бегущую от своей истории в “наив, в модную французскую философию”, в “мухоморные глюки” и “пикейную политику”, и про многое другое. Мне как читателю уже не кажется существенным вопрос о реальности первоначального адресата этих писем. Гораздо существеннее другое, обусловленное в книге символом “Кейптаун” писание о русской поэзии как о некоем виртуальном островке, своеобразном культурном заповеднике, в котором могут сойтись разбросанные по миру соотечественники (письма самого Кобрина писались сначала из Нижнего Новгорода, а потом — из Праги), сдвигается к прямо противоположному — к рассмотрению русской поэзии (и шире — русской литературы) в качестве полноправного участника “мирового поэтического диалога”. Отсюда композиция книги: от собственно писем про современность в первой части ко второй части “Пушкин и другие”, где автор уже ведет разговор о некоторых ментальных чертах русской литературы (Пушкин и украинская культура в “Полтаве”, Пушкин и де Кюстин, князь Вяземский, Теофиль Готье, Лидия Гинзбург, Андрей Левкин и т. д.).