После деда бабка прожила еще пятнадцать лет. Последний год перед смертью она лежала дома, на неизменно белоснежном, накрахмаленном белье. Перенесшую повторный удар, ее не брала ни одна больница. Бабка знала, что жить ей осталось мало. Она смотрела с утра до ночи телевизор и плакала белыми злыми слезами, понимая, что не успеет узнать, чем кончится ее любимая “Санта-Барбара”.
Тамара похоронила бабкув землю. Она сняла со сберкнижки все, что держала на черный день. Это было ее единственное и, несомненно, удачноевложениеденег: бабка умерла накануне дефолта.
В десятилетке Тамаре не дала доучиться бабка: “Еле тянешься, нечего парту просиживать”. “Тянулась” Тамара не хуже многих, а если бы ее не торопили, дали время собраться с мыслями, да еще и побороть отвращение к своему громоздкому телу, выставленному на всеобщее обозрение у доски, то, может, и пошли бы у нее вместо сплошных троек хоть редкие, но четверки.
Так после восьмого класса оказалась Тамара в ближайшем профтехучилище. В городе за последние годы ПТУ открывались чуть не при каждом производстве, поскольку партия в лице местного начальства сказала, что Ленинград — город победившего пролетариата и пусть пролетариата этого будет больше, а бабка за решениями партии следила.
ПутягуТамара кое-как закончила, и бабка привела ее на свой конденсаторный завод, сказав в отделе кадров что-то весомое про “рабочую династию”, а что, Тамара не разобрала, ежась под насмешливым взглядом хорошенькой делопризводительницы.
Из ругани между бабкой и дедом Тамара узнала, что ее конденсаторный завод былящиком.Иногда, возводя к небу глаза, бабка многозначительно произносила: космос. Это победное слово совсем не подходило к словуящик, вполне, кстати, годящемуся для тех двухэтажных старых кирпичных построек, огороженных забором с перекрученной колючей проволокой поверху, которые и были бабкиным заводом.
Однажды, ссорясь с дедом из-за того, что “зарплаты опять не донес” и что она “получает свыработки,а еготринадцатаято ли будет, то ли нет”, бабка забылась и выпалила: “Я наоборонкуработаю!” На это дед ответил презрительной усмешкой, верченьем пальца у виска и напоминаньем, что и его институт тожеящик, и вообще более или менее весь “великий, могучий и бескрайний” работает исключительно наоборонку, и поэтому нечего тутзаливать.