Новый Мир ( № 2 2012)

Рос останавливался, ставил пока еще пустую корзинку на землю, присаживался на пенек и делал большой глоток из пластиковой бутылки. Коньячок что надо. В голове все светлело и светлело, ноги становились все легче, тело все легче и легче, он почти не успевал за ногами. Какое у него отличное тело! Почти воздушное, почти невесомое, оно едва касалось земли, когда он бежал с мячом по полю, а теперь вот шагал по устилавшим землю, похрустывавшим листьям и веткам. Был он очень легким, удивительно легким, но грибов все равно не было, и того дерева тоже, а ведь был уверен, что непременно отыщет его.

А еще, еще… да, точно, они стреляли из охотничьего ружья, из самого настоящего. Дядя Володя был заядлым охотником и ружье взял с собой, на всякий случай, вдруг заяц прошмыгнет. Они поставили пустую консервную банку из-под тушенки, найденную тут же, возле давнего кострища, и выстрелили по ней несколько раз. И он тоже, правда, кто-то, кажется, дядя Володя, нет, тот, другой, крепко пахнувший табаком, держа вместе с ним ружье, сделал пару выстрелов, один точно в жестянку — с громким бряком та слетела с пенька, закувыркалась, забряцала по земле. Ай да он, ай да молодец!

Так, вспоминая, дошел до густо заросшего ельником сумрачного участка, до того самого, откуда уже рукой было подать. Он узнавал все хорошо: вот почти незаметная тропка, вот поваленная огромная сосна, на ее толстый замшелый ствол навалилась другая, такое впечатление, будто здесь ураган прошелся или упал метеорит, все разбросано, раскидано, завалено... С высоты две эти упавшие сосны, наверно, смотрелись как огромный крест.

Рос где перелезал, где перепрыгивал, а где приходилось низко наклоняться и буквально на четвереньках пробираться под завалами. Казалось, никогда это не кончится, однако ж — кончилось. Вдруг открылась прогалина, потом лужайка, а вот и… дерево, величественная, в три обхвата древняя сосна, чьи ветви образовывали своего рода шатер, сквозь завесу которого даже дождь проникал с трудом, — земля под ней была сухая, пружинистая.

Рос присел на торчащий неподалеку пенек, огляделся по сторонам, хлебнул из бутылочки и тихо позвал:

— Эй, дед, ты тут?

Собственный голос почудился чужим, незнакомым и каким-то жалким. И он, насмехаясь над собой, сказал:

— Избушка-избушка, повернись ко мне передом, а к лесу задом.

Невдалеке хрустнула ветка, потом раздался глуховатый голос:

— Чудишь, парень?

Рос вздрогнул, хотя чего-то в этом роде и ждал. Ага, значит, жив. В груди потеплело, и он радостно произнес: