Новый Мир ( № 3 2011)

На протяжении почти всего повествования — а царь тайги постепенно становится людоедом, переходит черту, безжалостно мстя «двуногим» за вторжение в Шу-Хай, в свой могучий и только ему принадлежащий лес — «роль второго плана» «играет» девяностолетний китаец-зверолов Тун-Ли. Он — единственный, кто не боится Вана, и только потому, что старый тигр с иероглифом на лбу для негодействительнодух, божество, заключенное в теле зверя. Старик несколько раз встречается с ним в тайге, и всякий раз тигр отходит в сторону, но не потому, что китаец умело играетнебоязнь(хотя он и знает, что, пройдя рядом, оглядываться нельзя), а потому, что, повторюсь, не боится.

Жизнь и смерть тут взвешиваются на других, не человеческих весах. Другое дело, что когда звероловы и старейшина Тун-Ли решают судьбу вора Сун-Фа, укравшего две собольи шкурки, старый китаец кладет в чашку черный боб — за «жизнь», а остальные — белые, «смертельные». Да, старик милосерден к чужой слабости и одновременно равнодушен к смерти, но он чтит закон (и Ван с подругой съедают привязанного к гигантскому кедру обкуренного для храбрости опием воришку).

Возвращаясь к веществу прозы, обмолвлюсь, что дважды дивный язык рассказчика, по-моему, заплетался. Меня резануло слово «топтыгин» (его тут просто не должно быть) и удивило, что одному из растерзанных впоследствии Ваном лихих охотников-звероловов Байков дал фамилию… Арсеньев. Вот загадка — зачем?

Что до «Черного капитана» — прозвище главного героя, кабардинца Вадима Алатаева (Байков в предисловии оговаривает, что списал его с реального человека, ротмистра Антулаева, которого лично знал), — то это дань памяти барону Врангелю и годам службы в царской армии. Кстати, в годы Гражданской войны А. И. Деникин, который хорошо знал полковника Байкова, предлагал ему чин генерал-майора, но монархист Байков уже не хотел воевать и отказался.