Это — авантюрно-любовный роман-быль из жизни заамурцев, охранявших КВЖД. Пожалуй, единственное в своем роде сочинение о нашем собственном — как бы это сказать? — супермене, — но не картонном, не целлулоидном, а из плоти и крови. Большой привет русским богатырским былинам, с красавицами, ручными барсами, верными дружинниками, презрением к смерти и т. п. Вот ему бы и продаваться на лотках вместо того, что там разлеглось. Такую прозу хорошо читать по радио, а лучше — немедленно перевести в «звуковую книгу»: новый извод общения с текстом
на слух, право, обеднен отсутствием Байкова. Я просто слышу «Черного капитана» голосом Алексея Булдакова или Сергея Гармаша.Кстати, Байков и сам изредка появляется в романе, проходит там по краешку действия, подобно герою-рассказчику у Бабеля. И носит соответствующее беззлобное прозвище — Пенсне.
В а л е н т и н а С и н к е в и ч. Мои встречи: русская литература Америки. Владивосток, альманах «Рубеж», 2010, 384 стр.
Книга замечательна, помимо прочего, тем, что она — уникальное свидетельство. Успевшее, уцелевшее. В ее названии ненавязчиво и естественно прячется
дело, которому Валентина Синкевич, живущая в Филадельфии, отдала десятки лет жизни, — альманах русской поэзии «Встречи». К сегодняшнему дню издание выходить перестало: кончились средства, исчерпаны силы[22]. Но свою культурную миссию Валентина Алексеевна выполнила на все сто. Она предчувствовала своеобразную границу, за которой ее детище превратится в памятник литературы, станет достоянием библиотечного фонда, трезво и печально писала об этом своим корреспондентам (я бережно храню ее письма тех времен, когда «Встречи» еще фигурировали в обзорах новомирской «Периодики»). А в последние годы, когда тихоокеанский альманах «Рубеж» возродился усилиями А. Колесова в новом качестве, Синкевич начала публиковать там — и в других изданиях — документальные новеллы о литераторах, с которыми ее сводила судьба, — от Ивана Елагина, Ольги Анстей и Валерия Перелешина до Николая Моршена, Игоря Чиннова и Олега Ильинского. И еще Бродский, Лосев, Коржавин и другие.Сегодня почти никого из первой и второй волн эмиграции не осталось. Она всех их проводила, всем послужила своим редакторским чутьем и расположенностью и каждому поклонилась в своих очерках — за талант, за слово, за то что — были. Трогательно написала во введении, что лично не знала лишь троих — Ивана Савина, Владимира Набокова и Нину Берберову.