Новый Мир ( № 3 2011)

Я ждал. Света — нет, не знаю, возможно; может быть, она хотела, чтоб опровержение написал я. Вместе от нас, обоих, от неё и от себя. Я молчал. Заканчивался август, заканчивалось наше первое второе лето. В природе происходило что-то такое ей не свойственное — расцветали, допустим, те цветы, что цветут только в мае-июне, и пели отпевшие своё ещё весной птицы. Я молчал. После двадцать пятого августа наступило двадцать шестое, потом — снова двадцать пятое: лето явно не хотело заканчиваться моим молчанием и давало мне шанс успеть что-нибудь сделать. Я молчал. Жара усилилась так, что расплавила рельсы, поезда остановились, никто никуда не мог уехать, даже дети — с летних каникул домой. Я молчал. Просто сидел на месте и молчал.

А потом пошёл дождь, и Света уехала в Кременчуг. Кременчуг был от нас на полпути к Тихому океану.

 

 

О том, как я стал сексуальным маньяком

 

 

Тавтология всегда агрессивна.

 

Р. Барт, “Расин есть Расин”

 

Жывойжурнал — это не то, что показывает вам Юрий Цаплин,жывойжурнал — это то, что сейчас покажу вам я.

 

Когда вас вызывает к себе профессор Гайдаров — это значит будет просить денег. Давать денег ему нельзя: деньги развращают человека, а такого, как проф. Гайдаров, — вдвойне. Если бы я узнал об этом заранее, то сэкономил бы долларов пятьсот, а то и больше. Но один раз он меня вызвал не из-за денег.

— Я хочу поговорить о твоих отношениях с женщинами, — сказал Гайдаров.

Он защищался по Бальзаку, я — по Джойсу: и в самом деле, почему бы нам не поговорить о моих отношениях с женщинами? Давно пора.

— Нашей кафедры, — добавил Гайдаров. — Валя, Света, Оля. Теперь Нина?

Нет. Нина — это нет, повторенное три раза: нет — тяжёлым наркотикам, нет — ядерным испытаниям, нет — Нине Писаренко. Это “нет”, ставшее “никогда”.

— Никогда, говоришь? — переспросил Гайдаров. — А как же то, что она мне рассказала?

 

Ей тридцать три года. Её зовут Нина Писаренко. Она моя коллега по кафедре.