Скрежет зубами во сне — это что-то с психикой, так психика себя выражает, говорит, когда по-другому сказать не может. Это сигналы, вопросы, попытка завязать диалог. Прошло ещё две или три бессонные и чёрные для меня ночи — и диалог завязался, моя психика отреагировала на сигнал: наутро то ли Сергей, то ли Владик рассказал, что я во сне ходил с открытыми глазами по вагончику, аккуратно обходя стол, стулья, ящики и что там было ещё в нашем жилище, подолгу останавливался около окна и замирал, куда-то глядя. Нары моего соседа находились как раз под окном, и он проснулся от того, что моя тень лежала на его лице.
В детстве я был лунатиком — по крышам не гулял, вообще из дома не выходил, просто иногда, время от времени, не обязательно в полнолуние, ходил во сне по квартире. Чаще всего меня отлавливали около окон, отводили обратно и укладывали в постель. Родители из моего лунатизма трагедии не делали, в больницы не сдавали, и годам к десяти лунатизм исчез сам собой. Оказалось — нет.
Когда я заметил — а не прошло и недели с начала нашей совместной жизни, — что мой сосед ложится спать с ножом, я стал делать то же самое: ножа, в отличие от миски, котелка, вагончика и мира, у нас было два — у каждого по ножу. Однажды, это было, когда мы ещё разговаривали, сосед рассказал, что не умеет обращаться с лунатиками и не знает, что с ними делать — будить или не будить; не знает, что может произойти с лунатиком, когда его неожиданно разбудят, — и что когда он увидел меня около своих нар с ножом с руке, то достал из-под подушки свой, просто достал, но в следующий раз достанет не просто, потому что я стою у окна и смотрю в него долго, слишком долго, дольше, чем выдерживают человеческие нервы.
И в самом деле я как-то проснулся в крови и с порезом на левом плече — сосед объяснил мне, что это я сам, споткнувшись обо что-то, себя поранил, но я-то знал, что не было ни одного случая, когда бы я во сне себя поранил.
Если правда, что человек в течение своей жизни проживает несколько, то эти два месяца в вагончике на Камчатке, когда полночи боялся и ненавидел я, а мой сосед скрежетал зубами, а другие полночи не спал, боялся и ненавидел он, — самая длинная из них, и я не хотел бы, чтобы она повторилась.