Новый Мир ( № 4 2004)

Как будто он, Книжник, едет в метро, а к нему пристает цыганка: покажи руку да покажи, я тебе погадаю.

Плюнул Книжник и показал.

Та посмотрела, покачала головой и сказала:

— Ты, милый, был когда-то, в прошлой еще своей жизни, режиссером, очень уж знаменитым. А сейчас ты, бедняга, ничего из этой прошлой жизни не помнишь. Сидишь читаешь свои собственные письма и даже не догадываешься, что сам их когда-то писал. Мучаешься, силишься вспомнить, но не можешь.

В тени стиха

Губайловский Владимир Алексеевич родился в 1960 году. Окончил мехмат МГУ. Поэт, эссеист; постоянный автор нашего журнала. Живет в Москве.

*    *

 *

Разве можно так бездарно терять время?

А откуда ты знаешь, что ты его потерял?

Откуда ты знаешь, что эти часы

мучительной пустоты —

не самое важное в жизни твоей?

Может быть, та тишина,

что стоит внутри,

и есть сгусток искомого смысла...

 

*    *

 *

Помоги мне смириться.

Дай мне силы остаться тем,

кем я был испокон:

мужем, отцом,

человеком, чья жизнь занята целиком

тяжелым, невнятным трудом,

не дающим ни радости, ни покоя;

посвящена

попыткам немного еще заработать

на хлеб насущный…

Я плакал, слушая “Апокалипсис”.

Я слышал, как тает мое ледяное сердце...

Под сводами Домского,

протестантского собора,

в заснеженной Риге, в Старом городе

холодным ноябрьским вечером.

(В Домском жесткие,

неловкие лавки,

к тому же не топят.)

Разбуженные, вознесенные

хором мужским, детским хором,

колебались огромные ветви

тревожного звука.

И своды собора гудели,

как паруса, плотно набитые ветром.

И осыпался серебристой фольгой

гул металлического огня.

И шумело под ветром,

и, тяжелое, падало на пол,

и взлетало, рассекая пространство

голосом чистым и женским,

Слово.

И возглашало дитя:

“Первый ангел вострубил”.

Силы какие проснулись во мне,

что откликнулось в сердце

на слова Иоанна?

Если бы знать.

Смирись. Пусть будет что есть,

пусть твое сердце болит.

Я хочу, но я не смогу, не выдержу, нет…

Судьба, как телега, увязла

в чавкающей колее

по самую ступицу.

Какие же силы нужны,

чтобы стронуть ее.

Дай мне помощь в труде ежедневном,

в каждом шаге моем.

Нет больше надежды,

гордых прав одиночества нет.

Слаб я.

Не верю в абсурд бытия.

Мир прекрасен, но я-то ничтожен.

Ничем я не заслужил твоей помощи,

нет во мне веры, и грязны мои помыслы —

славы хотел я. Прости мне, Господи.

Дай мне знак.

Чудо, которое совершилось,

слишком легко объяснить —

случайностью, совпадением, ошибкой…

Мир не любит чудес, не выносит —

слишком они тяжелы — тонут.

Мир смыкается топью,

ровняет разрывы ряской.

Не нужны чудеса, нет в них пользы.

Прячут венцы творенья

головы в песок материальный.