“Как можно не расслышать эти невероятные быковские интонации и ритмы, которые ни с чьими другими не спутаешь! Быкова отличает именно просодия — если уж говорить о вопросах профессионализма, то здесь он действительно мастер (прошу прощения за это нормальное слово, дискредитированное не столько Булгаковым, сколько известным собеседником Пастернака). Расписать быковскую просодию не хватит и книги, так что скажу лишь о главном: великолепно владея классическими формами стиха, он прибегает к ним нечасто; категорически не принимая верлибра и „разболтанного дольника”, Быков работает в собственной фирменной поэтической манере, которая далеко не сразу ему далась, — он любит пеоны и разного рода трехсложники, на основе которых создает новые рисунки, а если и получается у него дольник, то вовсе не разболтанный, а сложно-упорядоченный, звучащий выразительно, резко-индивидуально”.
Иван Толстой.Одеть и срочно отправить в Париж! — “Огонек”, 2010, № 4,
1 февраля.
“Его [Пастернака] собственные воспоминания о речи в Пале Мютюалите не подтверждаются никакими сторонними свидетельствами. По его словам, он будто бы вышел перед переполненным залом и произнес: „Я понимаю, что это конгресс писателей, собравшихся, чтобы организовать сопротивление фашизму. Я могу вам по этому поводу сказать только одно. Не организуйтесь! Организация — это смерть искусства. Важна только личная независимость. В 1789, 1848 и 1917 годах писателей не организовывали ни в защиту чего-либо, ни против чего-либо. Умоляю вас — не организуйтесь!” Так рассказывал он своему гостю Исайе Берлину. <...> Однако никто из присутствовавших подобных слов Пастернака не запомнил. Ни сидевшие в зале, ни стукачи из советской делегации, ни писатель-чекист Киршон, ни Андре Мальро, который синхронно переводил выступление Пастернака. <...> Свершилось ли все это в его помутненном сознании, а не наяву? Кажется, да. После краткой речи Борис Леонидович стоял за кулисами, растерянно повторяя только одно: кто отвезет его в гостиницу?”
Лев Усыскин.Сэлинджер как повод. — “