Читаем Новый Мир ( № 5 2002) полностью

где увлажнилась темно-серая

твоя глазная роговица —

там между колдовством и верою

размыта ясная граница.

 

                 Осень в Гурзуфе

К сентябрю от агитбригад цикад

остаются сущие единицы.

Их еще звучащие невпопад

хуже оркестрованы небылицы.

По утрам пугливые из засад

прилетают пегие голубицы.

Кто их знает, выбрали почему

лоджию моего вертепа.

Не любить тебя? Расскажи кому —

не поверят, хмыкнут: реликт совдепа.

Не любить тебя... как не пить в Крыму —

так же унизительно и нелепо.

Время, время, дотемна заолифь

в баре моря около в раме скверной,

словно не слыхавшуюосчастливь

разом и смиренницу, и инферно —

впредь недосягаемую Юдифь

кисти усмиренного Олоферна.

 

* * *

Опасно гребущему против теченья

не верить в значение предназначенья.

Он все, что поблизости и вдалеке,

не плотно, но жадно зажал в кулаке.

Видения потустороннего мира

пожутче заточек дантиста Шапиро.

А то поснимали в теньке пиджаки

и хавают ханку, галдя, мужики.

Зачем стихотворца будить на скамейке

ударом поддых, как бомжа в телогрейке, —

ему, наставляя в таинственный путь,

так много вложили в стесненную грудь.

............................................

В Тавриде спелее кизил на пути и

еще родовитее из Византии

шиповник на склонах пригретых, пока

мгновенный потоп не вспорол облака.

Коснея в упрямстве своем торопливом,

не мни испугать меня скорым разрывом.

Как вихрь, пробежавший по водам, затих

я, медиум тайных движений твоих.

 

                 Апокриф

...Вот и лезет в голову всякий бред,

раз учебник в кляксах, а сам под паром.

Говорят, что скоро тому сто лет,

как однажды, прея за самоваром,

на подпольной хазе хмыри и хрыч

обсуждали самый больной вопрос, но

неожиданно отрубил Ильич:

“Победим сегодня, раз завтра поздно!”

Усомнился кто-то: а вдруг прокол? —

покачнувшись даже на табуретке.

Оказалось, все-таки прав монгол

в жилетке.

...И летит — и этот полет полог —

над щебенкой вымершего бульвара

перепончатый золотой листок,

словно оторвавшийся от пожара.

 

                 Темные аллеи

                 (Пережитое)

Озолотясь, обрадовал

клен, а теперь как быть —

столько листвы нападало,

некуда и ступить.

С радужными прожилками

окна — уже к зиме.

Томики со страшилками

По или Мериме.

Новый настал миллениум.

Только ведь в холода

в отчем твоем имении

все еще прежний, да?

Лучше бы нас не трогали,

был же когда-то встарь

у персонажа Гоголя

собственный календарь.

...Ежась, добудешь байковый

с темной искрой халат.

Станут синицы стайками

склевывать все подряд,

пленницы нежной хвори и

могут в ее плену

запечатлеть в истории

наше на глубину

сумерек погружение,

где началось как раз

броуново движение

будущих снежных масс.

 

                 Перевозчик

Н. Грамолиной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза