«Верховная личность, атрибутированная тождеством сущности и существования… — очки, куда опять провалились очки? Софья Аркадьевна озирается, проводит рукой по прикроватной тумбочке и постели — да вот же, вот же, какая она рассеянная! — …высшим разумом, сверхъестественным могуществом и абсолютным совершенством»: словари, которые она отчаянно листает (бессонница), снова и снова монотонно уверяют в Его существовании; впрочем, она уже не спорит — а ну как правда есть эта самая точка сингулярности, в которой сходятся все времена и пространства!.. Все чаще, впрочем, Софья Аркадьевна от мыслей подобных съеживается, все больше в себе замыкается: да и кому расскажешь о том, что тебя действительно волнует? То-то и оно! Правда, потребность в такого рода словоизлияниях истончилась — скоро, глядишь, и совсем на нет сойдет (оно, решает Софья Аркадьевна, и к лучшему: «нет формулировки — нет проблемы»): все ее немногочисленные prijatel’nitsy — вот он, синоним бутафорского podrugi или, того хуже, devochki — заняты исключительно собой (на самом деле, она-то знает, свински погрязли в быте), а также приплодом собственных киндеров, радостно взваливших на бабок неполноценный дубль перезрелого «счастья материнства».
Итак, все просто, все очень просто — вполне даже пристойно: Софья Аркадьевна не знает ответа на самый главный — единственно важный — вопрос, не знает: да и откуда, господибодибожемой, ну и задал же ты задачку, ну и загнул! Gott ist die Liebe
[1], не забыть бы, Gott ist die Liebe, повторять, повторять как мантру — повторять вместо мантры, а также до и после: Gott ist die Liebe, Gott ist die Liebe, Gott ist die Liebe, черт дери!..