«Мы имеем дело вовсе не с биографией поэта, прозаика и барда Булата Шалвовича Окуджавы, но с неким эстетическим и этическим манифестом», — пишет, например, Александр Юрьев.«На этот раз никто не скажет (как было в случае с биографией Пастернака), что Быков написал книгу не об Окуджаве, а о себе. Она именно об Окуджаве», — почти одновременно заявляет Ян Шенкман.
Открыв же книгу, я лишний раз убедилась, что Быков кто угодно: писатель, публицист, журналист, проповедник, сочинитель провокативных историософских концепций — но только не холодный исследователь.
Так, не успев призвать в предисловии к «водяному перемирию» (трудно не поддержать), он тут же предлагает читателю «дразнилку», загоняя его в одну из двух групп. «Каждый чувствует его [Окуджаву] личной собственностью», — пишет Быков, доказывая, что в песнях Окуджавы созданы рамочные конструкции, в которые
каждыйможет поместить себя и свою судьбу, вследствие чего этоткаждыйи уверен, что «Окуджава поет лично для него и о нем». «Каждый — кроме тех, кто с первых звуков его песен и самого имени испытывал к нему необъяснимую, избыточную злобу, подобную той, какую ладан вызывает у чертей».Пожалуйте делиться: вас в какую записать группу? К чертям? Ах, туда не хотите? Тогда вы должны испытывать чувство сопричастности к хранителям культа Окуджавы.
Понятно, что тут же нашлись люди, которые не захотели ни в одну из этих групп. Лев Данилкин в блоге «Афиши» откликнулся едкой репликой: «…мало что раздражает так, как это вторжение в твое личное пространство, несоблюдение дистанций: это навязчивое „мы” — мы, поклонники Окуджавы. У нас у всех есть странные предпочтения — и, да, почему бы не рассказать о них, но с такой безапелляционностью?! Ему не приходит в голову вообще задать вопрос — а почему так много людей никогда не воспринимали Окуджаву всерьез?»