В тот же миг заскрипели тормоза, захрустели кусты верблюжьей или какой там колючки, защелкали замки, и из пыли показались смуглые усатые лица. И одно лицо — в огромной фуражке с кокардой — вращало черными глазами, сверкало зубами и с дикой задушевностью горланило: «Рафик джагран!!! [3] Мушавер Кардыуумов!!»
КАПИТАН ЧЕГРИНЦЕВ В СССР — тут же реагировало Представительство.
Так немного стало спокойнее. Ситуация прояснялась. Не мог же вологодский капитан перелететь во время обморока государственную границу.
— Рафик Кардыуумов! Рафик мушавер!
Афганские военные шумели, цокали, размахивали руками, что-то объясняли, хлопали его по плечам и потрясали автоматами. С удивлением смотрели на испачканную рубашку и босые окровавленные ноги. Исцарапался, гуляя по саду.
Его усадили в УАЗ. Дали воды. Мотор завелся, УАЗ круто развернулся и рванул по степи. Отлично, ему не терпелось отправить шифрограмму в представительство с просьбой уточнить координаты места и время действия, особенно последнее, а также выслать кое-какие материалы для успешной оперативной работы в этой стране. Зажатый двумя афганскими офицерами, он ехал, сосредоточенно глядя прямо перед собой, и составлял колонки цифр. Этому искусству его обучили. Но он чувствовал, что цифр ему не хватит, все мыслимые комбинации будут исчерпаны прежде, чем он сумеет высказаться по существу.
[1]
В основе рассказа факты, которые приводят в своих документальных повествованиях генерал Варенников и военный журналист Ткаченко, а также другие участники этих событий, но рассказ — не документальный.
[2]
Друг
[3]
Товарищ майор
О белой лошади
Мармарис
Полдвенадцатого. Солнце над головой… Пиво “Эфес”, кетчуп, картофель фри.
Все тот же стол на отшибе, в тени смоковницы.
Дождливую осень, сырую зиму и ледяную весну мы мечтали снова стать free.
Почему мы её обретаем лишь за границей
домашней сети и дружественных ей других?.. Друг
нашего Господина — друг ли нам? Недруг?..
К нашему приезду Он поставил вышку вон на той скале, и она светит антеннами на североюг,
лупит по самые гланды, добивает до самого неба и в самые недра —
туда, где раньше скрывались от Его ока: за этим столиком и в номере
два-один-один-два.
Серые овцы камней между кустов лезут по склону, нависающему полусводом.
Вон та вершина, на которой в прошлом июне сбили колени в кровь,
и едва-едва
поднялись, и говорили слова: небо, свобода.
И Айше смеялась и учила, как чай отличать от прочих трав,
и песочным карандашиком эфа выкатывалась из-под голой ступни
и утекала в щелку.
Как в подзорной трубе с другого конца, уменьшены
мы сами себе казались! А смерть — не страшной!.. Касалась легко щеки
и шелестела: Ты прав… ты прав…
И махала с той стороны расщелины, а потом отталкивала. Женщина…
Ты прав, Господи, прав, прав… Ты — мой Господин, я — твой раб.