Новый Мир ( № 6 2010)

“Ие!” — раздался за спиной голос, уже слышанный этим утром. Из кресла в углу кабинета поднимался газетный начальник, тот самый, встреченный Кириллом Семеновичем у лифта. “Значит, президент Год благодействия объявляет, а корректор против? — тихо спросил начальник. — Президента исправить решил? А кто ты такой? Кто ты такой? — С каждой фразой голос раскатывался все громче. — Иди домой, старый дурак, там рассказывай, что на руски нельзя, что можно!”

Кирилл Семенович повернулся и вышел. Отяжелевшая голова звенела и кружилась. Правая нога онемела и плохо слушалась, словно ее отсидели, и он с трудом доковылял до конца коридора. Над входом в корректорскую красным по желтому горела надпись на незнакомом языке. Табличка на двери тоже не читалась по-русски. “Когда заменили?” — удивился Кирилл Семенович и вошел в кабинет. Последняя сверочная полоса лежала на столе, но и на ней ничего нельзя было разобрать. “Проклятые компьютеры — сплошная абракадабра, — посетовал корректор. — Неужели верстальщица не заметила?” И тут страшная догадка уколола его в голову. Он снял с полки Розенталя и поднес к настольной лампе. Справочник тоже не читался. Чуждые, странные знаки тускло глядели на него с обложки.

Какое-то время бывшие сослуживцы еще встречали Кирилла Семе­новича в городе. Он подволакивал правую ногу и объяснялся жестами. Потом его видели на перекрестке, обходящим машины в поисках подаяния. Он был плохо одет и не узнавал знакомых. Или делал вид, что не узнает. Впрочем, и его предпочитали не узнавать.

Табличку на двери корректорской заменили через два месяца.

Исход москвичей

 

Кабанов Александр Михайлович родился в 1968 году в Херсоне. Окончил факультет журналистики Киевского госуниверситета им. Т. Г. Шевченко. Автор нескольких стихотворных книг. Лауреат премии журнала “Новый мир”. Основатель поэтического фестиваля “Киевские лавры”, главный редактор “журнала культурного сопротивления” “ШО”. Живет в Киеве.

 

 

 

*    *

 *

Где — морковь и редис, расправляя зеленые крылья,

устремляются в сизую землю съедобным лицом,

пусть безумен полет, но — божественно это бессилье,

и нельзя — не сорвать, и нельзя — не прослыть сорванцом.

Где — напялив с грехом пополам для ныряния маску,

через толщу воды — я рассматривал рыбий альков:

суету пескарей, окуней кружевную окраску,

там, где манна небесная — горсть дождевых червяков.

И чего ни коснешься — рукою, рассеянным взглядом,

взбаламученным словом, по-детски не ведая, что —

целый мир опрокинется, сгинет, охвачен распадом…

Помолчи, не садись на траву, не испачкай пальто.