Новый Мир ( № 7 2002)

Тексты “Уткоречи” исчерпываются еще во время пробега по ним глазами. Да они и не рассчитаны, впрочем, на медленное прочтение или на перечитку. Потому как отсутствует в нихинтонационныйнюанс,оттенок— важнейшая компонента стиха. А где его нет — там поэзия, прямо скажем, не ночевала. Если говоримое “в лоб” не обогащено душевным движением, дополнительным смыслом, фонетической спайкой, юмором, а то и иронией (открывающимися порой не сразу, но лишь в процессе постижения и освоения стихотворения, вживания в его повествование, “психологию” и течение) — то это, как правило, не стихотворение, а поделка или плакат. Что, разумеется, вовсе не означает, что любой пафос или лиризм непременно надобно подперчить сарказмом или подкислить двусмысленностью. Конечно нет. Но все-таки и самый священный пафос нуждается в многоцветии художественной полноценности.

А еще кроме эстетической и интонационной полифонии за текстом должно биться живое сердце. Когда рождались строки, оно билось? Билось. Вот это биение и должно навсегда уцелеть в стихотворении, быть его неумолкающей “фоно­граммой”, отличая стихотворение-откровение от идеологизированного муляжа (впрочем, как и от интеллектуальной головоломки: ведь лучшие стихи — “простые” стихи).

Всего этого советские вирши, как правило, лишены. В них отсутствует интонационная сложность, проникновенность, а биение сердца имитирует ремесленная колотушка. Они не просты, а элементарны.

...Несмотря на похвалы Маяковскому, Сталин не любил авангарда, и советская поэзия в целом как бы ориентировалась на традиционную, дореволюционную. Но между нею и поэзией русской та же разница, как между СССР и Россией.

Симуляция советского энтузиазма приобретала порою какую-то аж хлыстов­ско-религиозную экзальтацию. В. Костров, к примеру, утверждал даже про свою верующую бабушку, что ее “молитвы совпадали / С повеленьем партии самой”.

Понадобились мгновенное обрушение тоталитарного монстра и последовавшая за этим “великая криминальная революция”, чтобы стихотворец Борис Примеров, как рассказывают, книгочей и ценитель Константина Леонтьева, написал “Молитву”, действительно обладающую весьма мощной, хотя и специфической энергетикой:

Боже, который Советской державе Дал процвести в дивной силе и славе, Боже, спасавший Советы от бед, Боже, венчавший их громом побед, Боже, помилуй нас в смутные дни, Боже, Советскую власть нам верни!

И, помолившись таким манером в 1995 году, удавился.

Ничего себе приношение на курган советской поэзии...