Сергей Юрский в уже процитированных записках не стесняется рассказать, как мучительно выбирал в Хельсинки, что ему купить, — выбирал между кальсонами и альбомчиком Сальвадора Дали. Смелянский рассказывает о других — как мучительно выбирали они. Он — насмешливый наблюдатель. МХАТ давится в очереди за чешскими паласами, Ангелина Степанова не знает, надо ли платить за щедрый завтрак в партийной резиденции... Он все запомнил и вот теперь веселит читателей подробностями советского быта.
“Уровень приема соответствовал уровню театра. „Контора” (верхушка МХАТа. —Г. З.) сияла от удовольствия, от желающих пойти на прием не было отбоя — все хотели посмотреть живьем на одного из могучих мира сего”, — дело происходит на родине Кунаева, в Казахстане. Судя по дальнейшему рассказу, Смелянский допущен. Судя по только что отмеренной дистанции, не сиял, идти не желал, смотреть не хотел, но... пришлось. По обязанности.
Скажут, что это все — безобидные мелочи. Да, более или менее. Но вот — о Маркове: “Он был уже развалиной, на спектаклях часто засыпал”; “Он был, конечно, „серым кардиналом”, это входило в завлитовскую профессию, но все его кардинальство длилось несколько лет, пока обстоятельства благоприятствовали”. И наконец — “он лежал в урологии в больнице ВТО”. К чему такая подробность?
“Замечательно, что о живых автор свидетельствует осторожно и достаточно благостно. О мертвых, вопреки известной максиме, весьма свободно и раскованно”, — написал о мемуарах Смелянского Евгений Сидоров. Так и есть, с одной существенной оговоркой. Весьма свободно и раскованно мемуарист пишет о тех, с кем при жизни его отношения были сложными или совсем плохими. По всему выходит, что недоброжелательный автор теперь воспользовался их физическим отсутствием. Эти люди предстают неисправимыми детьми Совдепии, трусливыми, смешными, их портреты карикатурны. Ангелина Степанова, Софья Пилявская, Виталий Виленкин...