Новый Мир ( № 7 2007)

Во-вторых, я не верю в безличные механизмы. Время само по себе никакой работы не производит. Огромный массив необработанной руды металлом без человеческой деятельности не станет. Стало быть, время в культуре складывается из событий и поступков. И событие(проза написана и где-то спрятана)требует поступка(найти).

Пока я пишу эту статью, я, конечно, не занят пресловутым поиском, но здесь мне хотелось бы нелишний раз аргументировать насущность этой частной деятельности. Ведь в той или иной форме поиском, прочесыванием и просеиванием заняты многие институции: издательства, журналы, премии. Что же, все они буксуют?

Ответ будет таким: они не буксуют. Наоборот, если бы их пронизывало внутреннее ощущение кризиса, они бы искали пути выхода из него. Нет, многие почтенные люди на своих местах исправно получают ожидаемый продукт. Вот только:

ведущие толстые журналы вынуждены смириться с потерей читателя;

остальная литературная периодика (региональные и тонкие издания) держит равнение на ведущие толстые журналы;

издатели зарабатывают деньги, но их продукт трудно спутать с литературой;

в Интернете нет состоятельного ресурса современной прозы (или он неизвестен профессиональному сообществу).

Серьезным показателем кризиса культуры была лет десять назад широко шедшая дискуссия насчет того, совсем умер современный русский роман или еще не совсем. При этом логично было бы полагать, что журналы как-то перестраиваются на поэзию и малую прозу; издательства переходят на републикации, сборники рассказов и иностранные романы; Букеровская и родственные ей премии не присуждаются ввиду отсутствия предмета обсуждения. Нет, журналы публиковали произведения с подзаголовком “роман”, издательства издавали цельные книги отечественных авторов под единым названием, которые в аннотациях непринужденно называли “романами”, премии находили адресатов. Ситуация, согласитесь, абсурдная — вот она, вещь, а вот спор о том, почему ее нет. Подытожим: кризис явно был не материальным, а, так сказать, понятийным. Роман — это была верхушка айсберга. По сути, речь шла о художественной прозе в различных пониманиях этого слова. Они (понимания) угрожающе расщеплялись. И одно существенное понимание оказалось вакантным, незанятым, повисло в воздухе. То ли действительно исчез сам предмет, то ли — ракурс, в котором он виден.