Правда, между той девушкой и Верой Павловой есть одно существенное отличие. У меня сложилось впечатление, что дитя волжских просторов по каким-то причинам себя не любит. А Павлова себя любит. Это ее и спасает.
Я красавица.
Нет такого зеркала,
нет такого мужчины,
которые усомнились бы в этом.
Чего же вам еще?
Я украшаю вашу жизнь.
Вера Павлова себе нравится, себя любит. Или, скажем так, любит свою оболочку. Что тоже очень важно.
У меня сногсшибательные ноги
и головокружительная шея,
и легкое, удобное в носке,
не сковывающее движенья
тело, и ветреные кудри.
Местоимение “я” в ее исполнении — и субъект и объект одновременно. То есть, с одной стороны, она создает почти абсолютно замкнутый мир, а с другой — находит в этом мире массу интересного. Впрочем, она сама замечательно сформулировала, что такое эгоизм (в ее, конечно, понимании):
Эгоизм —
попытка превратить
местоимение Я
в неологизм.
И ведь превращает.
— А одеяло хотя бы дадите?
— Одеяла не дам, не положено. Потому что тепло.
— Как же тепло, если холодно?
— Вам, может, и холодно. А вообще — тепло.
Повернулась и ушла, обиженная. Правда, через минуту заглядывает в купе и протягивает одеяло. Жалостливая. С мужиками спорить умная женщина не станет. Потому что бесполезно. Мужик — он дурак от рождения. Настоящая женщина это понимает, а потому в споры и в поучения не лезет.
Учить мужика — что об стенку горох.
Бросать мужика — что об стенку мяч.
Мужик — он есть. И, как правило, плох.
А мне, хорошей, — любить, хоть плачь,
да мягко стелить для вчерашних утех,
да всхлипывать: “Ты у меня лучше всех!”
Вот и соседка по купе смотрит на своего опять захрапевшего мужа с нежностью да с жалостью. Он, конечно, дурак, как и все мужики, пьяница и прочее. А что делать? Свой ведь. Вот только и остается, что повторять следом за Павловой: “Ты у меня лучше всех!”
Итак, одеяло есть. Теперь будет проще осознавать его роль в постижении мироздания. В тепле это как-то лучше удается.
я не могу согреть площадь
больше площади одеяла
я не могу сделаться проще
чем в плоскости одеяла
я не могу сделать больше
чем тебе поправлять одеяло
я не могу сделать больше
я понимаю что этого мало
Никуда не денешься: взгляд Павловой — взгляд из-под одеяла или — под одеяло. На этом во многом строится мировоззрение. А то вдруг, совершая подлинную революцию, отбрасывает это самое одеяло, чтобы все вдруг узнали то, что… уже знали. В ее мире и бунт свой, другой, и революция такая же. И от памятника, по-пушкински, по-державински, не удержалась. Но — по-своему, конечно:
И долго буду тем любезна,